Зимняя война

– Считаю, что бомбардировки не должны быть ковровыми, по городам с мирными жителями. Мы должны уничтожать военные объекты, заводы, транспортные узлы, но города не трогать. Это не либеральный гуманизм, товарищ Сталин, это трезвая оценка психологического эффекта наших бомбардировок, которая проведена политработниками при работе с местным населением. Материалы в этой папке.

– Ясно. Подумаем над этим. Дальше.

– По флоту также претензий особых нет. С артиллерией стало все намного лучше с приходом на фронт группы наших ведущих артиллеристов, как товарища Кулика, так и товарища Воронова. Тимошенко и Мерецков особо отмечали работу товарища Воронова.

– Ну да, кулик у нас птица далеко не мелкая, а кусается похлеще любой вороны! – Сталин любил побалагурить с использованием птичьих фамилий своих главных артиллеристов.

– Танковые части показали себя в этой войне не слишком хорошо, товарищ Сталин. Очень невысокая готовность танковых частей, частые поломки, неправильное тактическое применение привели к избыточным потерям в танковых войсках. Бронирование наших танков имеет ряд недостатков, в тяжелых условиях болотистой местности даже зимой танки весьма уязвимы. Часто командиры использовали один-два танка для того, чтобы организовать прорыв через линию обороны противника, игнорируя указания о массированном использовании танковых частей. Применение же танков против укреплений типа линии Маннергейма было, на мой взгляд, проявлением тактического бессилия командиров на месте боя. Там и понесли наибольшие потери.

– Линия Маннергейма действительно такая неприступная, как утверждают некоторые наши командиры?

– Никак нет, товарищ Сталин. Она была неприступной, пока за нее не взялся командарм Тимошенко. А после этого сразу стала вполне себе приступной.

– Это верное замечание. У большевиков найдется ключик к любой крепости противника! – настроение вождя немного улучшилось.

– Линия Маннергейма крепка была хорошим использованием особенностей местности, подготовленным предпольем и максимально возможным заполнением промежутков между укреплениями частями финской армии, они хорошо знали местность и уже не раз проводили там учения. В этом была ее сила. Но знания и сила силу ломят. Считаю, что опыт штурмовых действий надо тщательно изучить и создать специализированные штурмовые соединения – полки или бригады в РККА. В будущем пригодятся.

– Тоже докладную подготовил? Вижу. Давай сюда, посмотрю.

– Есть претензии и к работе наших политорганов. Основная масса политработников проявили себя хорошо, достойно, сражались наряду с бойцами и командирами, вдохновляли их, вели в атаку, так, как и положено вести себя коммунистам. Наибольшие претензии, к сожалению, образовались к нашей пропаганде. Эту работу мы провалили, товарищ Сталин. И тут у меня есть мысли, с которыми я хотел бы поделиться даже без докладных. Был у меня острый и не самый приятный разговор с тем же комбригом Виноградовым, уже в Оулу.

– И что за разговор? – Сталин отставил трубку, которую набивал табаком, чтобы взять в разговоре небольшую паузу, но услышав снова фамилию Виноградова даже немного напрягся. Это было интересно, и, как подсказывала вождю интуиция, действительно важно.

– Мы делали ставку на пролетарский интернационализм, говорили бойцам о солидарности с финским народом, но никакой солидарности и взаимодействия на самом деле не было. Местное население относилось к нам, как к захватчикам и врагам. Финское общество было спаяно националистической пропагандой и национализмом как идеологией. Мы недооценили силу этого антибольшевистского оружия. Комбриг Виноградов утверждает, что национализм как идеология начал культивироваться буржуазной верхушкой как противоядие от пролетарского интернационализма. Рабочая солидарность с молодым советским государством заставила мировую буржуазию искать противоядие не только военное и экономическое, но и идеологическое. Мы же недооценили силу национализма как идеологии и не уделяли должное внимание борьбе и антинационалистической пропаганде. А твердая вера в восстание финского народа, как и создание коммунистического правительства Отто Куусинена в нашей пропаганде сыграло отрицательную роль. Не было пролетарского восстания. Не было поддержки населением правительства Куусинена. Нам это постоянно тыкали в глаза. Вообще создание этого правительства – наша серьезнейшая ошибка. Я знаю, что идея исходит из инициативы Коминтерна, которую поддержало наше партийное руководство, но мы не учли тот факт, что в ходе Гражданской войны финские интернационалисты замарали себя кровавыми расправами среди местного населения. Гражданская война не знает жалости и сострадания, но для местного населения финны, которые оказались у нас – однозначно предатели, враги и убийцы. И создание этого правительства из финнов-интернационалистов, выгнанных за пределы Финляндии, работало не за нас, а против нас.

– А что было бы лучше?

– Мы считаем…

– Мы?