Зимняя война

После нашего блуждания в темноте это были важные новости. Надо было обсудить их в Хельсинки. Но сначала мы приняли делегацию Британской лейбористской партии, которая находилась в Финляндии с визитом; с ней обсуждались и поставки оружия из Англии. Лишь во второй половине дня 30 января мы смогли собраться, чтобы обсудить ответ для Стокгольма. Рюти, Паасикиви и я около полутора часов размышляли над ним.

В ответе мы прежде всего указали, что Финляндия не начинала войну. Сейчас логично взять в качестве отправной точки то положение, на котором закончились переговоры в Москве. Финское правительство считает возможным сделать дополнительные уступки, которые необходимы для безопасности Ленинграда. Следует рассмотреть возможность нейтрализации Финского залива путем международного соглашения. Уступка территории может быть осуществлена только в форме обмена. Правительство считало обязательной выплату компенсации за собственность частных лиц в районах, отходящих к СССР.

Доставить ответ в Стокгольм должен был премьер-министр Рюти, который направлялся туда для обсуждения поставок тяжелой артиллерии и получения вспомогательных сил со шведским министром обороны Скёльдом, генералами Тёонеллом и Раппе. Они с оптимизмом восприняли эти предложения, но премьер-министр Ханссон, который присутствовал на одном из этапов переговоров, был весьма сдержан.

В то время, когда происходил обмен мнениями с Советским Союзом при посредничестве Швеции, в Англии и Франции определялись планы, касающиеся Финляндии. Наш посол в Париже Харри Хольма часто писал о них в своих письмах. В частности, мы получили от него письмо, в котором утверждалось, что Франция планирует военную операцию в районе Мурманска, в которой могла бы участвовать Финляндия. Если бы так и произошло, мы стали бы участниками мировой войны. Но сейчас мы оборонялись и поэтому обращались к западным государствам за оружием. В то же время мы пытались вступить в переговоры о мире с Советским Союзом. Такое положение сохранялось в течение долгого времени, затрудняя принятие решений.

Парламент завершил свою работу за 1939 год заключительной сессией 31 января 1940 года. Я должен был бы присутствовать на ней, но не смог, поскольку готовил ответ для Стокгольма. Поэтому я приехал 1 февраля. Теперь у меня была возможность увидеть условия, в которых парламент работал два месяца в далеком сельском центре Каухайоки на Ботническом заливе. Комитеты собирались в классных комнатах школы, а большинство народных избранников жили в местной коммерческой школе, где также и питались. Активность парламентариев была чуть ниже, чем в комфортабельных апартаментах здания парламента в Хельсинки, но работа шла в атмосфере доброй воли. Правда, контакты с Хельсинки, в особенности с кабинетом министров, были затруднены. Понятно, что парламентарии были рады услышать оценку ситуации от министра иностранных дел. На неофициальном заседании парламента я дал обзор хода войны, но не упоминал о поисках мира. Всеобщий оптимизм моих коллег по парламенту относительно исхода войны показался мне неоправданным.

Хочу вернуться к ответу, направленному нами в Стокгольм, и рассказать о его судьбе. В письме от 3 февраля Эркко сообщил, что мадам Коллонтай получила наш ответ и хочет передать его в Москву. На следующий день она говорила Гюнтеру о Ханко, используя знакомую нам аналогию с Гибралтаром, которую часто использовали Сталин и Молотов во время московских переговоров. Гюнтер сказал, что уступка полуострова Ханко немыслима для Финляндии по соображениям как внутренней, так и внешней политики. Он добавил, что финны готовы обсуждать другие вопросы территориального характера, если будут созданы необходимый фундамент и доверие.

Стало ясно, что мадам Коллонтай обещала больше, чем советское правительство было готово одобрить, и еле внятный контакт с Москвой находится на грани разрыва. Эркко считал, что мне необходимо приехать в Стокгольм и встретиться с советским послом. Это гораздо удобнее, чем общение через шведского министра иностранных дел.

В том же письме Эркко сообщил, что германский посол в Стокгольме князь де Вид собирает сведения о финской группе, которая в Стокгольме призывает Швецию вступить в войну на стороне Финляндии. Информация, которую добыл посол, была недостоверна, и Гюнтер без труда развеял его подозрения. Но в то же время германский военный атташе Гутманн заявил, что если западные армии придут на помощь Финляндии, то Германия не потерпит это и выступит против своих врагов, где бы они ни находились. Кое-кто в Швеции стал думать, что Германия планирует вмешаться в финскую войну, что стало бы значительной помехой для самой Финляндии.

Идея Эркко о моей поездке в Стокгольм в тот же день получила поддержку от госпожи Вуолийоки, которая сообщила по телефону эзоповым языком: «Пьеса готова к представлению, но главный зритель отказывается смотреть ее. Первый акт должен пройти как задумано. Тогда надежды могут сбыться».