Таким был конец наших попыток использовать посредничество Германии с целью заключить мир. Партнер Советского Союза оказался не способен открыть дверь в Москве.
Мирные инициативы через Стокгольм
Когда появились первые сомнения насчет мирного посредничества Германии, мы решили искать другой путь к этой цели.
В первый день нового года я получил письмо с интересным предложением от госпожи Хеллы Вуолийоки[18]
, написанное на ее ферме в Марлебяки, неподалеку от Каусалы. Она хотела отправиться в Стокгольм, чтобы встретиться со своей старинной знакомой, советским послом в Швеции Александрой Коллонтай. Посоветовавшись с Рюти и Паасикиви, я попросил госпожу Вуолийоки приехать в Хельсинки. Она появилась в столице 8 января и получила задание узнать через советского посла, какую цель в войне преследует Советский Союз, каким видит госпожа Коллонтай путь к миру. Госпожа Вуолийоки отправилась в путь 10 января. Первые известия от нее поступили по телефону, когда она сообщила мне, что встречалась с Александрой Коллонтай, которая приняла ее как старую подругу и согласилась сделать нужные запросы в Москве. Спустя несколько дней поступило телефонное сообщение о том, что несколько экспертов из Москвы прибывают в Стокгольм для дальнейших обсуждений этого вопроса. Госпожа Вуолийоки была полна оптимизма, а я порадовал ее известием, что она стала бабушкой, причем говорил из резиденции американского посла Шёнфельда в Кауниайнене. Я был приглашен туда на званый обед; получилось так, что за все время Зимней войны министр иностранных дел присутствовал только на одном протокольном мероприятии. Сказать по правде, бывать на них у нас не было ни возможности, ни времени.Затем из Стокгольма стали поступать письменные сообщения не только от Хеллы Вуолийоки, но и от финского представителя в Стокгольме Эльяса Эркко, с которым писательница поддерживала контакт. Согласно этим сообщениям, советские представители уже прибыли. Первая встреча с ними состоялась 21 января, но несколько дней дело не двигалось с места. Когда я спросил Эркко по телефону о состоянии дел 26 января, он ответил, что к деталям еще не переходили. Похоже, советская сторона хотела убедиться в серьезности наших намерений.
Тем временем мнение о необходимости заключения мира донеслось из ставки Верховного командования в связи с ее посещением премьер – министром Рюти. Докладывая нам об этом, Рюти заявил, что Маннергейм сказал ему, что в настоящий момент ситуация вполне благоприятная, для паники нет никаких оснований. Но, тем не менее, имеет смысл увеличить наши территориальные предложения за счет района к юго – западу от линии Липола – Сейвястё. Такая позиция определялась тем, что для длительных боевых действий очень были нужны тяжелая артиллерия и от 25 до 30 тысяч человек дополнительных войск. Он только что закончил составлять список необходимых вооружений и передал его телеграфом Айронсайду и Гамелину, британскому и французскому верховным главнокомандующим. Маннергейм спросил у Рюти, может ли он передать этот список также Уолтеру Ситрину, генеральному секретарю британского конгресса тред – юнионов, который в этот момент находился в ставке с визитом. Рюти посоветовал ему поступить именно так, поскольку Ситрин был влиятельной фигурой. Кстати, во время одного из разговоров в ставке Ситрин заметил, что британский премьер – министр Чемберлен поначалу был категорически против поставки оружия в Финляндию, считая борьбу Финляндии безнадежной; он полагал, что поставленное оружие попадет в руки Красной армии. Галифакс и Черчилль настаивали на отправке оружия.
Наконец, 29 января в ходе переговоров в Стокгольме произошел перелом. Мы в Хельсинки узнали об этом от пресс – атташе посольства в Стокгольме Отто Л.Хьельта, которого Эркко отправил с этими новостями в Хельсинки. Он прибыл на специальном самолете в Турку и всю ночь добирался оттуда машиной до Хельсинки, имея при себе письмо, об отправке которого Эркко предупредил меня накануне. В письме Эркко сообщал, что 29 января был с визитом у министра иностранных дел Гюнтера, сообщившего, что ему позвонила госпожа Коллонтай и прочитала по телефону телеграмму на французском языке, полученную от народного комиссара иностранных дел Молотова. Текст телеграммы явно предназначался для финского правительства и гласил:
«СССР не имеет принципиальных возражений против заключения соглашения с правительством Рюти– Таннера.
Что касается начала переговоров, то необходимо предварительно знать, какие уступки правительство Рюти – Таннера готово сделать.
Если СССР не будет уверен, что есть основа для переговоров, всякие разговоры о соглашении станут напрасными. Также необходимо заметить, что требования СССР не ограничиваются требованиями, предъявленными на переговорах в Москве с господами Таннером и Паасикиви, поскольку с тех пор с обеих сторон пролилась кровь. Эта кровь, которая была пролита вопреки нашим надеждам и не по нашей вине, взывает к расширенным гарантиям безопасности границ СССР.