Зимняя воцна

Кресло, глубокое кресло, мягкая бархатная ткань. Откинься назад. Подремли. Дрема обнимет тебя. Она нашепчет тебе, набормочет то, что было с тобой прежде. И чего не было. Во сне было все и всегда. Спутник, русский пассажир — эх, и скитаются же по свету вечные русские люди!.. — пытается с тобой заговорить. Что ж это вы несерьезно так, зимою-то, дамочка, а?.. без экипировки… Батистовая блузка, сумочка… Хоть бы шубку из багажа догадались прихватить!.. И в самолетах бывает холодно… хотя, конечно, бизнес-класс, парижский рейс… плэды к ногам… коньяк разносят для сугреву… С вечеринки, что ли, прямо — в полет?.. Она лениво обернулась, слабо улыбнулась русскому человеку. Лысенький, невзрачненький, личико с кулачок. Какого Дьявола он забыл в Париже?.. Да, с вечеринки. Эх и весело было. А мой багаж давно уж растащили. На сувениры. Да я и не жалею. Я ни о чем не жалею. Мы же в этой жизни — пироги, хлебы, пряники, нас все время растаскивают, ломают, кусают, делят… крошат… ну и берите, и ешьте, я не жадная. А что это у вас такое на груди, в мешочке?.. деньги?.. фотография милого?.. талисманчик?.. Драгоценный камень. Идите вы!.. Я вам правду сказала. А если это правда, почему вы мне, первому встречному… может, я подослан… и охочусь за вами?.. Может, когда мы в Париже сядем, я вам руки за спиной скручу и выдам… своим людям?..

Она устало улыбается. Выдайте. Мне все — все — слышите, все — все — все надоело. Надоела осторожность. Страх. Сраженье. Уловки. Я хочу называть черное — черным, белое — белым. Умереть так умереть. Жить так жить. Подписать парфюмерный контракт — или порвать его. Нацепить корону — или рыдать на панели. Третьего не дано. Пусть все летит к…

…она упала в его объятья. Тьма его рук поглотила ее. Она сорвала с груди мешочек с сапфиром и сунула его в руки Леху. Не ходи за мной. Слышишь, не ходи за мной. Мы в Париже, а я возьму сейчас билет обратно в Россию, в Сибирь, в Иркутск, и я замету следы. У меня в Листвянке, на Байкале, друзья. Они укроют меня. Там Война. Я потанцую под пулями. Я понюхаю запах взрыва. В тайге все пули сдохнут. В тайге ни одна живая душа человека не найдет. Я провалюсь. Я пропаду. Война дошла до Армагеддона, и он сгорит в огне. Ты же не хочешь, чтобы я сгорела.

Почему ты вся голая!.. Ты же раздета… Где твой плащик на меху… Где твое манто из голубых норок… Он судорожно срывает с себя куртку, свитер, укутывает ее в несуразную мужскую одежду. Только не заболей, прошу тебя.

Почему ты здесь?! В Париже?!

Потому что я люблю тебя.

Она поцеловала его и побежала к выходу. Выхода нет нигде. Все забито, залеплено глиной, воском, засохшим дерьмом. Она бежит в его куртке, в его свитере, в своих хрупких полусапожках. Она мечется вдоль глухих, сплошных, без окон и дверей, стен. Он бежит прочь от нее. Прочь. Кто стоит поодаль?! Капитан и полковник. Вы везде меня ждете. Он подходит к ним, тяжело ступая. В его крепко сжатом кулаке — кожаный кисет. Это роковой камень, Исупов. Моя баба все-таки прилетела в Париж. Спасибо Ингвару, Войне, Цесаревне за подарок. Когтем жизнь процарапал. Все. Хватит с меня одного Стива. Они, все трое, молчат, склонив головы, содвинув их лбами, как гулкие чаши. Я не видел. Я ничего не видел тогда. Чернильная темень ночи Армагеддона. И они в черных очках. И надо стрелять. Я же натренированный. Я же не промахнулся. Да, ты не промахнулся, Лех. Да, ты точно попал. Вон бегает твоя Палома Пикассо. Твоя бабочка, нарядный полуголый махаон. Она должна есть с перламутровых блюдечек, играть в индийские шахматы и принимать молочные ванны. Она должна рожать прелестных детишек и наряжать их в кружевные чепчики. А она в твоем свитере, в брезентухе твоей штормовки будет хорониться где-то в ледяной тайге, в мерзлоте… совсем рядом с Войной.

Черные фигуры появились в стеклянных дверях. Они. Живо!

Бежать. Куда?! К отцу Ионафану. В русский храм на рю Дарю. В собор Александра Невского. Машина у ворот аэропорта. Мы наняли загодя. Не медли!

Она все мечется, мечется внутри пустого бочонка. Гул заполняет ее всю, как стеклянную, прозрачную вазу. Женщина, сосуд скудельный. Кувшин, полный чистотой и грязью мира. Разбейся о стены. Тебе не выбраться отсюда. Брызнут осколки. Синие, ослепительные. Драгоценность должна разбиться. Она не должна достаться никому.