Зимняя жатва

Письмо, которое ты отправил дедушке, мне переслал Одонье, наш семейный нотариус. Адмирал умер. Насколько я поняла, по неосторожности он попал на заминированное поле, совсем рядом с домом, и подорвался. Не исключено, что он покончил жизнь самоубийством — я ничего об этом не знаю, да и знать не хочу. Одно не вызывает сомнений: мы полностью разорены. Верфи пошли с молотка. Все, что ему удалось спасти — донжон и воронье поле, — дедушка Шарль завещал тебе. Остальные земли пошли на уплату долгов. Поскольку сама я ничего не изжила — ни денег ни дома, думаю, стоит туда вернуться, пока рано или поздно все не устроится. Скоро война закончится, и нам придется самим налаживать жизнь, рассчитывая только на свои силы. Мальчик мой любимый, прости, что я так долго не писала, но мне не хотелось тебя во все это посвящать. Надеюсь, что, когда я приеду, ты сразу же меня узнаешь — не так уж сильно я постарела, и тебе не будет стыдно перед товарищами.

Тысяча поцелуев. Твоя Клер.

3

Жюльен открыл свой сундучок. Все время помня о предстоящем отъезде, он на мгновение заколебался: не должен ли он покинуть пансион в той же одежде, что была на нем в день прибытия? Но от прежней одежды почти ничего не осталось. По мере того как он из нее вырастал, ее перешивали, перелицовывали, удлиняли, притачивая кусочки подходящей материи, — словом, из старья создавали новое. Даже обувь, которую он носил в семилетнем возрасте, и та пошла в ход, когда пришлось изготавливать ему новые башмаки на деревянной подошве. Ничего удивительного — всех постигла та же участь: женщины в деревнях продавали волосы сборщикам сырья, которые добавляли их в эрзац, заменивший дефицитную шерстяную пряжу. И лучше было не интересоваться, из чего связаны свитера, которые дамы из общества благотворительности распространяли по воскресеньям среди воспитанников, иначе это могло отбить всякое желание их носить.

— Ну что, — небрежно, руки в карманах, обратился к Жюльену внезапно выросший возле его кровати Антонен. — Собираем пожитки? Все знают, что за тобой приезжает мать. Мопениха сказала привратнику, а тот раззвонил на всю округу. Небось доволен? Скоро окажешься в объятиях мамули! Она хоть сказала тебе, где пропадала столько лет?

— Нет, — признался Жюльен, который так и не выучился лгать.

— Да, погуляла она на всю катушку при немцах, твоя мамаша, — грубо заметил парень. — Наверняка путалась с фашистскими прихвостнями или спекулянтами, не она первая, не она последняя — таких полно. Работала под девицу, понимаешь, о чем я? Эти типы терпеть не могут возиться с детьми. Известные бабьи штучки: если есть ребенок, стало быть, уже не молоденькая. Вот она от тебя и избавилась, приятель, оставив себе только козырные карты!

Жюльена бросило в жар. Несколько секунд он подыскивал предмет потяжелее, чтобы швырнуть в лицо обидчику, в кровь разбить ему нос. Так и не сделав выбора между двумя словарями — греческим и латинским, — постарался взять себя в руки.

— Привыкай смотреть правде в глаза, — продолжал верзила. — В военное время у баб жизнь куда легче, чем у мужиков, особенно если ты смазливая девица и умеешь пользоваться своей волшебной шкатулкой; тебе ничего не стоит выбраться из дерьма.

— Заткнись! — рявкнул Жюльен. — Мать… она… она участвовала в Сопротивлении!

Он тут же отругал себя за то, что избрал самый легкий путь — ложь. А стоило бы встретить оскорбление ледяным презрением, остаться бесстрастным. Но это было выше его сил. Антонен рассмеялся:

— Скажешь тоже! Да видел я твою мамашу в день приезда. Эта штучка не из тех, что лазают по кустам или варят жратву партизанам, слишком уж хорошенькая, просто куколка. А вообще-то мне плевать; если она и пожила как следует — ее право. Будь я бабой, ни за что бы не растерялся — стал бы первейшей шлюхой. Дочиста выпотрошил бы карманы мужиков, заставив их платить за мои прелести. Можешь поверить, уж мои-то ляжки никогда бы не мерзли!

— Да не занималась она такими делами, — пробормотал Жюльен, сжимая кулаки. — Сволочь ты!