Зимняя жатва

На цыпочках он прошел на кухню, опасаясь неожиданной встречи с лисицей или барсуком: всем известно, что лесные зверьки быстро завладевают брошенным людьми жильем. В буфетной тоже царила мерзость запустения: раковина была доверху набита грязной посудой, пол загромождали пустые бутылки. Кости, железные и стеклянные консервные банки переполняли мусорный ящик на радость бытовым паразитам всех мастей. Наугад мальчик открыл один из стенных шкафов — полки были пусты. Решив не продолжать поиски, он вышел. Перемещаться приходилось с предельной осторожностью, чтобы не скрипели доски паркета. Примерно так на глубине нескольких десятков метров двигается по затонувшему кораблю водолаз в своем тяжелом костюме. Темнота вокруг была вязкой, как суп, в который переложили картошки, и Жюльен с трудом пробирался сквозь эту гущу.

Попробовав найти дверь подвала, мальчик вскоре обнаружил, что не помнит, где она находится, и горло ему кольцом сжал панический страх. То и дело он натыкался на порожние бутылки, разбросанные по полу книги, переполненные окурками сигар пепельницы и трубки с невыгоревшим табаком.

Жюльену казалось невероятным, что за несколько последних лет, когда дом еще был обитаем, волей хозяина он был превращен в звериное логово — Адмирал не удосуживался даже открывать окна. Возможно, это произошло после отъезда матери — дед Шарль избрал добровольную ссылку, замкнувшись в четырех стенах своей берлоги и постепенно скатываясь все ниже и ниже.

Он открыл дверь в библиотеку. На полках зияли проплешины, ибо книги пригодились для растопки — в камине среди золы виднелись истлевшие сафьяновые переплеты. Господи! Какая же, должно быть, от них шла вонь! Разве не нужно было обладать изрядной долей черного юмора, чтобы отправлять в печь ценнейшие книги, в то время как в лесу полным-полно превосходных дров!

Каждый раз, когда Жюльен входил в новую комнату, по углам разбегались напуганные мыши. Дойдя до лестницы, которая вела на верхний этаж, он поднял голову. Неодолимая, самому ему внушавшая страх сила толкала мальчика пойти и посмотреть на бомбу. Он осознавал всю нелепость своего желания, но сопротивляться не мог. Бомба… Приблизиться к ней и как следует рассмотреть. Не потому ли, что у Рубанка не хватило на это смелости? Жюльен пересчитал ступеньки. Запах гнили ощущался здесь намного сильнее, чем в других частях дома, из-за того, наверное, что через пробитую бомбой брешь сюда больше всего попадало дождевой воды. Закусив губу, он поставил ногу на нижнюю ступеньку и услышал, как она скрипнула. Только разок взглянуть… Ей-богу, один-единственный. Впрочем, не сказка ли эта история с бомбой? В деревнях люди горазды на выдумки — насочиняют всякое, и сами же потом начинают верить в свой фольклор. То-то будет смеху, если выяснится, что на чердаке ничего нет! Если окажется, что дырку в кровле проделала молния, ударив в одну из труб!

«Тогда незачем ютиться в хижине садовника, — пронеслось в голове у Жюльена, — переберемся в дом и зиму проведем в тепле». Загипнотизированный этой мыслью, с лампой в руке, он начал свое восхождение. Вскоре он почувствовал, что ковер, которым были устланы ступени, стал пористым, как губка. Обои на стенах вспучились, а кое-где отклеились и висели клочьями, словно афиши, содранные ветром в ненастье, штукатурка покрылась рыжеватыми разводами. От балок распространялся запах прелой древесной трухи, как от брошенного на вырубке насквозь прогнившего старого дерева. Из-за отверстия в крыше на чердаке скопилась влага и привела в негодность весь верхний этаж, превратив его в сырой подвал; стены, всегда чисто выбеленные, теперь пестрели пятнами плесени.

Мальчик продолжал взбираться наверх. Лестница, ведущая на чердак, находилась в самом конце коридора. Жюльен продолжал твердить себе, что еще не поздно вернуться, однако завладевшая им таинственная сила продолжала толкать его вперед. Последние метры, отделявшие его от смертоносной пробоины, мальчик преодолел, подолгу задерживая дыхание, словно переплывал зловонное болото. И первым, что он увидел, подняв глаза вверх, была луна — бледная, пепельно-серая, плохо пропеченная лепешка, уставившаяся в дырку пробуравленной, с осыпающимися краями кровли. Она освещала чердак, точно мощный прожектор, вроде тех, что используются зенитчиками.

Переступив порог, Жюльен остолбенел. Вот она, бомба. Огромная. Гигантское ржаво-железное яйцо, снесенное на куче наваленных друг на друга матрасов. Над ней хорошо поработали дожди, и она покраснела, оделась шершавой коростой, заковалась в броню ржавчины от носа до стабилизаторов. Бомба слегка накренилась влево, но, судя по всему, в матрасы она зарылась глубоко, надежно, словно стрела, угодившая в копну соломы.