Зимняя жатва

День выдался теплый, погожий. Продукты, взятые в доме, где поселилась бомба, положили конец их постоянному недоеданию. Жюльен, слегка шокированный своим открытием, вскоре обнаружил, что мать любит вино. После завтрака она медленно выпивала стакан пуи-фюиссе [23] с блаженной миной монашки, чей стоицизм в одночасье был испепелен всемогущим соблазном. Прикрыв веки, Клер наслаждалась ароматом напитка и подносила его к губам с жадностью, которая совсем не нравилась мальчику. «Интересно, где она набралась сибаритских привычек? И кто ей в этом помог?» — подумал он. После выпивки мать обычно погружалась в сладостное оцепенение, с полуулыбкой на губах заваливалась на солому, и под жаркими ласками солнца кожа ее покрывалась капельками пота, которые ручейками стекали в ложбинку груди. Вот как! В суровые годы она сделалась ценительницей редких вин, в то время как другие довольствовались скверным кофе из жженого ячменя и питались кошатиной! Поведение матери вызывало у Жюльена раздражение, ему хотелось схватить ее за плечи, встряхнуть как следует и прокричать прямо в ухо: «Очнись! Очнись же! Перестань дурачиться и строить из себя девчонку. Ей-богу, можно подумать, что из нас двоих двенадцать лет — тебе!»

Когда же Клер предлагала добавить в стакан с водой немного сухого вина, потому что, по ее мнению, эта смесь лучше утоляет жажду, он отказывался наотрез. Его так и подмывало бросить ей в лицо: «Я-то обязан сохранять здравый рассудок в отличие от тебя! Сапер не может позволить себе играть в помещика, поджариваясь на солнышке и изнывая от скуки». Он едва сдерживался, чтобы не поддаться искушению. Не опилками же, в конце концов, набита у нее голова! Неужели мать не в состоянии оценить угрозу, исходящую от семейства Горжю, чудовищность их притязаний? Иногда мысли в голове мальчика звучали еще грубее. «Идиотка, — думал он, подхлестываемый безмолвным гневом. — Пока ты пьянствуешь, папаша Горжю примеривается к твоей заднице, уже видя тебя в своей постели! Ведь скоро нагрянет зима, верно? Не возьми я все в свои руки, ты бы уже отчаялась, сдалась, пошла в прислуги, только чтоб не замерзнуть!»

Пила вино Клер, но взвинчивало оно Жюльена. С неприязнью замечал он у матери какую-то чувственную расслабленность во всем, склонность к роскоши и комфорту, поиску легких путей. Уже сейчас трудовой пыл первых дней практически сошел на нет, в огороде она работала без прежнего рвения, часто делала передышки. Но правда и то, что она действительно уставала — ведь привычки к постоянному труду, а тем более к таким авралам, у нее не было, к тому же погожие летние дни располагали к безделью. Сам он, напротив, был приятно удивлен, обнаружив, что оказался сильнее, чем предполагал. Часто, глядя на поле, обнесенное колючей проволокой, мальчик говорил себе: «Все это принадлежит мне, и никому другому принадлежать никогда не будет!»

Теперь Жюльен каждый день вставал затемно и выходил, стараясь не разбудить Клер. Цеппелин уже ждал хозяина, сидя возле колодца, — верный сообщник, которого ни разу не остановил страх.

И вот пришло время, когда мальчик решил избавиться от первой мины. К этому времени он установил местоположение пятнадцати снарядов, но все оттягивал момент транспортировки, ибо догадывался, что здесь-то и заключалась главная опасность. Как только смертельный груз окажется в тележке, достаточно одного неверного движения или небольшой поломки, чтобы случилось непоправимое.

В то утро он поднялся задолго до рассвета, почти на ощупь выбрался из хижины и пошел, толкая перед собой тележку. К счастью, хорошо смазанная ось не производила никакого шума. Дойдя до места, где в проволоке был проделан лаз, Жюльен зажег переносную лампу и протиснулся в отверстие. Он вспотел, и ему долго не удавалось вытащить мину — влажные пальцы лишь скользили по поверхности. Пришлось сделать подкоп побольше, и наконец зловещая серая кастрюля была извлечена. Мина оказалась тяжелее, чем он думал, никакой ручки для транспортировки не предусматривалось. На несколько минут мальчиком завладел непередаваемый, абсолютный ужас — столько времени ему понадобилось, чтобы достать металлический диск из его гнезда и перенести на тележку. Образ разорванного на куски Адмирала вытеснил из сознания все остальное. Не предстояло ли ему умереть так же, в ослепительно-желтой вспышке, пронзенным вертикальной молнией, которая испепелит его тело?

Двигая тележку со смертельным грузом, Жюльен устремился к лесу Крендье. Он валился с ног от изнеможения. Взошло солнце, и можно было погасить лампу. Цеппелин, обезумевший от близости снаряда, бежал рядом, делая большие скачки. Мальчик попытался успокоить его ласковыми словами, но несчастное животное, очевидно, понимало только немецкую речь.