Они вошли чинные, немного напуганные, что учительница лежит, но через минуту загалдели, спеша поделиться новостями: какой-то Гаврилов порвал какой-то Краснухиной фартук... «А на физкультуре прыгали в высоту, я все время сбивала рукой рейку, три получила».... Мария Михайловна тоже заболела, вместо природоведения был труд... «Тш-шш!» – весело шикала Алевтина Васильевна, они переходили на шепот – ненадолго, не получалось у них тихо и по очереди говорить.
У Майи в первых четырех классах тоже была учительница вроде Алевтины Васильевны – Бронислава Борисовна. Майя собиралась, когда вырастет, стать учительницей и быть на нее похожей. Однако чем дальше от четвертого класса и от Брониславы Борисовны, тем сильней гасло это желание и погасло. Хотя нельзя сказать, что не было и после хороших учителей. Были, да все не совсем такие. Объяснить разницу Майя не умела, только почувствовала: не получится у нее, как у Брониславы Борисовны, чтобы к каждому мальчишке и к каждой девчонке единственное, безошибочное, вовремя слово. А хуже она не хотела быть.
...Возможен еще выход: взять и выйти замуж. Не вообще, а как Ланка, Викина подруга еще со школы. Она себе голову не забивала, куда поступать, кем стать, где приносить людям пользу, а в девятнадцать лет вышла замуж. Ему было тридцать шесть. Старый, зато Ланка – на все готовое и все к ее ногам. Какой-то начальник, шишка, машина возит на работу и с работы. Ланке оставалось приложить умелую женскую руку к холостяцкому неуюту, практичность по части приобретения декоративных тканей и светильников, чтобы достичь в интерьере уровня мировых стандартов, если судить о них по выставкам и фильмам из жизни высшего общества. Ланка с этой практичностью будто родилась. Сначала квартира была двухкомнатная, теперь трехкомнатная, Ланка растит двух дочек, шесть лет и четыре года, вся в хлопотах об их правильном разностороннем воспитании, о здоровье, хорошей одежде и вкусной пище, да не лишь бы, наспех, за кухонным столом, как теперь у всех принято, и хозяйка при этом в халате, а будто всегда праздник. Ланка вкладывает в это жизнь – и кто бросит в нее камень? «Женщина должна быть женщиной, а не ишаком, которого тянут с одной стороны за уши: вкалывай, зарабатывай, занимай общественное положение, а с другой стороны за хвост: рожай детей, создавай мужчинам домашний очаг». Такой у нее взгляд. Интересно, назад Ланка смотрит или, наоборот, шагает впереди своего времени?.. Как бы там, однако, ни было, но Майиных проблем у нее нет.
Мечта о богатом муже вспыхнула в воображении прекрасным фейерверком, но точно как фейерверк, проблистав несколько мгновений золотыми, красными, синими, зелеными огнями, рассыпалась и померкла. Не увидела Майя себя в этих интерьерах в роли образцовой жены и матери...
А вообще-то, что там ни думай по этому поводу, надо еще такого Антошкина (Ланкин муж) найти. Встретить и полюбить. И чтобы он тебя полюбил. И чтоб детей от первого брака у него не было – к тридцати-то пяти годам!.. И чтобы... Ах, сказала себе Майя, ерунда какая-то в голову лезет. Заснуть бы скорей и ни о чем не думать. От мыслей отдохнуть.
5
За Серафимой Ивановной никто не приехал, чтоб проводить из больницы домой, да и кому? Все на работе, невестка могла, конечно, отпроситься ради такого случая, да не захотела. Майе было жалко смотреть на Серафиму Ивановну, как она одиноко собиралась. Снимала с себя больничное, надевала платье, пальто, которые в охапке принесла нянечка и бросила на кровать, и с каждой следующей надетой вещью все больше менялась обличьем и отдалялась от больницы и от них – Майи, Алевтины Васильевны, Варвары Фоминичны. Они трое наблюдали со своих мест за сборами, за тем, как Серафима Ивановна металась по палате, то вспоминала про мыло и зубную щетку на умывальнике, то выбегала за дверь, в холодильнике что-то осталось, а дома ей ужина не приготовили, не надейся, то замирала в проходе между кроватями, словно застигнутая какой-то потерянной мыслью, которая вернется, если не шевелиться, не сбивать ее с пути. «Скучать без вас буду, все-таки сколько времени вместе, прямо сроднились», – жалостливо говорила она.
Майе пожелала на прощанье быстрого выздоровления, счастья в личной жизни и успехов в учебе.
Алевтина Васильевна с Варварой Фоминичной пошли проводить ее до дверей на лестницу. На ходу давали напутствия: никогда больше в больницу не попадать, на невестку не обращать внимания, она, скорей всего, такая, что без мужа, – молодой женщине без мужа тоже не сладко, а вернется из армии Виктор, она подобреет, люди злые обычно тогда, когда им от чего-нибудь плохо, а если хорошо, они делаются добрыми... Серафима Ивановна замахала рукой: не скажите, еще как бывает, что человеку разве птичьего молока не хватает, а добра от него никто не видал... С тем они и ушли. Двое в длиннополых темно-зеленых фланелевых халатах, одна в драповом пальто с норкой и в норковой шапке, отчего казалась еще шире и ниже, чем когда тоже ходила в халате.