Зимние наваждения

— Да… Вроде заклятия. Мы долго строили его вдвоём со стариком…

Нимрин зажмурил глаза и скрипнул зубами, будто от боли — нет, от злейшей досады.

— Я всё-таки не вернул старику обещание! Не. Вернул. Эсть'ейпнхар.

Вильяра долго ждала, пока он снова заговорит. Не дождалась, тихо переспросила:

— Ты не вернул ему обещание, и что?

— Я убил его этим, почти наверняка.

Вскинулся. Сел, подтянув колени, спрятал в них лицо. Он уже сидел так в день их знакомства, но в этот раз Вильяра не стала набрасывать ему шкуру на плечи. Целительское чутьё, чутьё мудрой велело его вовсе не касаться.

— Этот старик был твоим другом?

— Он считал меня своим другом и учеником. А я сделал его разменной фишкой в игре со смертью.

Иули снова надолго замолчал, и Вильяра молчала рядом. Ей же нечем утешить горе чужака о другом чужаке! Кабы речь об охотнике, она могла бы вопросить стихии и прояснить судьбу…

— Я подставил Семёныча под удар, как потом подставил Латиру. Я и тебя подставил Онге.

— Я пока жива, — тихо рыкнула колдунья.

Он развернулся мгновенно, словно подкаменник. Заглянул ей в глаза. Ничего не сказал, только зрачки высверкнули снежными искрами.

— Я жива и буду жить, — со всей возможной твёрдостью сказала она. — Ты, Нимрин, поможешь мне исцелиться. Собери бродячие алтари в круг, как Онга в Пещере Совета.

— Как Онга? Я? После песни Равновесия? Ты не рехнулась, Вильяра?

Кажется, она слишком круто загнула: ещё немного, и её начнут убивать. Мотнула головой, горько усмехнулась.

— Собери их не как Повелитель. Не в Пещеру Совета и не в Дом Теней. Дозовись своего Камня под небом. Остальные явятся следом за ним, и мы с тобой сможем войти в круг. Там я обрету либо исцеление, либо смерть.

— Либо-либо? — он смотрел на неё оценивающе.

— А иначе я просто не доживу до тёмных лун.

— Допустим. И как мне дозваться этого Камня?

— Он знает тебя. Значит, он явится сам, когда ты будешь особо нуждаться в колдовской силе. А чтобы выманить его под небо, мы не останемся в доме, а отправимся в странствие. Сразу, как только я разберусь с Аю. Скорее, пока зима ещё не слишком сурова, а я держусь на ногах.

— Вильяра, ты зовёшь меня идти куда-то — или куда глаза глядят?

— Куда глаза глядят, но пока по угодьям Вилья. Альдира сказал мне, алтари не уйдут далеко от места, где недавно отведали крови. И от того, кто их прикормил.

— Ладно, допустим. Камни явятся, мы войдём в круг, ты найдёшь там исцеление или смерть. А я?

— А ты просто войдёшь и выйдешь, обретя силу. Как из обычного круга.

— Вильяра, ты сама уверена в том, что ты сейчас сказала?

Она чуть помялась под его недобро-пристальным взглядом и честно ответила:

— Нет. В круге алтарей наши судьбы будут в наших руках: больше в твоих, чем в моих. Альдира мне так сказал, когда я спросила его о тебе. А дальше он объяснять отказался.

— То есть, твой Альдира отправляет нас ловить бродячие алтари «на живца», как первые мудрые? Меня назначает ловцом, а тебя — «живцом»? Добро же!

Он ухмыльнулся так, что Вильяра шарахнулась, едва не упав с лежанки. Будто увидела в чёрных глазах свою смерть, и смерть жуткую. Однако Наритьяры её закалили: не упала, не сбежала — спросила, и голос дрогнул лишь самую малость.

— Ты-то откуда знаешь про первых мудрых?

— Рыньи кое-что сказывал, и мне стало любопытно, как у вас было на самом деле. Лежал, болел, вспоминал. Вспомнил, что знают об этом Тени… Нет, не расскажу.

***

И так-то наговорил лишнего, напугал её. Сгоряча наговорил, не подумавши. Как, сгоряча, не подумавши, принудил Семёныча к заклятию обещания. Обрёк того, кому желал долгой жизни, на дурную, мучительную смерть. У самого теперь сердце болит, а сделанного не воротишь: нет ничего бесполезнее запоздалых сожалений. Хотя и уверенности нет, что Семёныч погиб… Увы, есть у него такая уверенность, нечего упражняться в самообмане!

Ромига закрывает глаза — под веками Тьма и только Тьма, а всё-таки бывший геомант помнит, как мерцали сквозь неё нити, держащие мир. Помнит узор, который плёл вместе со стариком. Помнит, как в последний вечер, ночь, утро неумолимо затягивались не предусмотренные двумя геомантами узлы… Со смертью старика — затянулись. Ромига таки запер за собой дверь. Теперь он не вернётся в Тайный Город, пока враг врага не укажет ему дорогу домой: из бонуса это стало обязательным условием… Да, это простейшее объяснение, почему умелый проводник завёл его не в ту Москву. Что она такое и откуда взялась — вопрос отдельный.

Жутко, тоскливо, безнадёжно. Самое страшное: Ромига, как никогда, понимает Онгу, который пошёл в разнос, решив, будто он последний нав во Вселенной. Навы слывут индивидуалистами, строго блюдут своё личное пространство и частную жизнь. Однако никто из них не мыслит себя вне глубинного единства Нави. Одиночки не выживают: это в крови. Мир, где навы стали собой, был слишком суров, хуже Голкья.

Авантюрист Ромига годами не бывал в Цитадели, но всегда мог туда вернуться. Встречая других навов, радовался не только общению: родной ауре рядом. Самую интересную добычу тащил домой, будь то находки или отчёты об исследованиях…