«Мне ужасно любопытно, что за мир такой?» — добавил Рыньи. — «Но арханин совсем-совсем не внушал доверия. И кажется, у него на куртке был узел справедливого суда. Мудрая Вильяра себе такой повязывала и объясняла, что это… Ой, то есть… Выходит, я только что говорил с беззаконником? Из тех, кто крадёт детей и убивает мудрых?»
Вот теперь Рыньи перепугался по-настоящему, аж вся шерсть встала дыбом. Испугался, но и разозлился, сильно. Эдакая погань бродит по угодьям его клана, как у себя дома! Заговаривает с несмышлёными сновидцами, соблазняет…
Додумать Рыньи не успел: с изнанки сна выпал мудрый Альдира, тоже ужасно злой.
— Упустил, — пояснил он, на невысказанный вопрос. — Пустота между мирами не хранит следов.
— А как же…
— Рыньи, оставайся здесь, — приказал Альдира. — Не покидай логова и прими на ночь зелье глухого сна. Сейчас я сам тебе его заварю, чтоб ты спал до утра, но не перебрал лишку, — мудрый уже по-хозяйски шарил в одном из сундучков.
— Всё так плохо? — уточнил Нимрин, ловко вращая между пальцами нож.
— Ты же имел дело со Стурши? — откликнулся Альдира вопросом на вопрос. — Вот примерно так.
Иули помрачнел.
— Щуровы сновидцы! Подкаменники скользкохвостые! Купцы без обоза! Бездомный дом, неведомый клан! Выкормыши старого Тхиры! — продолжал ворчать мудрый, пока не отыскал нужный мешочек с травяной смесью.
Рыньи было всё ещё боязно, но ужасно любопытно. Сказку про купцов без обоза он знал, восхищался её пронырливыми, плутоватыми героями: вчуже, без желания подражать. Ловкие воришки и мошенники надурили многих, но и сами остались в дураках.
А сказывают, в стародавние времена купцы друг друга не обманывали и не подставляли. В бездомном доме, неведомом клане все стояли друг за друга, как во всамделишнем доме и клане. Кто первый придумал нарушать договорённости, перебивать сделки, красть друг у друга товар? Сейчас говорят, Наритьяры. Но те ловкачи, сказывают, были из Тхи…
— Пей, — Альдира разболтал щепотку зелья в тёплой воде и протянул кружку Рыньи.
— А можно, я сперва на лежанку влезу?
Мудрый усмехнулся, потрепал Рыньи по загривку:
— Нужно. Полезай.
Умостившись между Вильярой и Нимрином, подросток выпил из кружки — провалился в уютную темноту без снов.
***
«А теперь, о мудрый, объяснись!» — отличная штука безмолвная речь, не обязательно ждать, пока мальчишка уснёт. — «Что происходит? Кого и куда ты упустил?»
«Сироту Вусси из ватаги Лагна. На ту сторону звёзд», — ответил мудрый Ромиге, разводя зелье в кружке. — «Вусси из дома Арайи, из клана Рийи, если я правильно понял».
Пока Ромига переваривал эту бесценную информацию, Рыньи пристраивался у него под боком: Вильяра легла не вплотную.
«Как вы намерены их ловить?» — спросил нав.
Временный глава Совета Мудрых мог ему не ответить, мог даже осерчать на назойливого чужака. Но Альдира ответил, как бы даже спокойно:
«Станем убивать их на месте, где увидим, по праву скорого суда. Мне это ужасно не нравится. Голкья не нужно новых смертей, тем более, чтобы мудрые убивали охотников. Но иного способа я не вижу. Они убивают нас и не намерены останавливаться. Ловить поганцев живьём слишком хлопотно, я только что убедился сам. И пойманные, они всё равно не становятся проводниками к свободным товарищам. Такую они дали друг другу смертную клятву. Ркайра не смог её обойти, и все вместе мы не додумались, как».
«А есть ли какой-нибудь другой способ — разыскать мир, где они прячутся?» — спросил нав.
«Да, Нимрин, среди бесчисленных миров непременно сыщется всё: и сами беззаконники, и чары, которые помогли бы выйти на их тайную лёжку. На сей миг я такого способа не знаю. И у других мудрых пока ничего не вышло. Поэтому пусть Рыньи спит рядом с тобой, под зельем. А я пойду искать. А к преданиям Теней мы с тобой обязательно вернёмся. Позже».
Ромига пожелал мудрому удачной охоты, и тот удалился: в пещеру Совета, или ещё куда. А нав стал очень старательно припоминать, не завалялась ли в бездонной памяти Теней какая-нибудь подходящая случаю песенка? Самому же потом пригодится: для поисков врага врага или сразу уж — родного дома.
Но нет, не завалялась, или нав не докопался, только устал и отпустил себя в сон. И долго витал между белым небом и узорчатыми мостовыми чужого города: бесплотным, почти беспамятным восторженным призраком. Казалось, в этом красивом городе он мог бы обрести счастье и смысл. Гораздо больше счастья и смысла, чем где-либо ещё в обитаемой Вселенной. Скорее всего, наваждение, но сладкое и вдохновляющее, способствующее отдохновению.
А стоило отдохнуть — сон сменился. Вместо оранжевых и голубых фонарей в глаза блеснуло солнце. Вместо мозаики из разноцветных камушков под ноги легла неровная почва, зашелестели высокие травы…