Но и зимой было чем заняться в нашем переулке. На противоположной стороне его, как вы знаете, не было домов. Там, за оградой, было старое Лазаревское кладбище, которое какие-то люди постепенно сносили, разрушая старые памятники, выкапывая экскаваторами мертвецов из могил, увозя куда-то полную костей землю и заравнивая оставшуюся так, что никаких следов прошлого не оставалось. Левую, наиболее удаленную от нашего дома часть кладбища уже давно выровняли и превратили в Дзержинский детский парк. Вход в парк венчала высокая арка с надписью: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство». Здесь была большая овальная площадка стадиона с трибунами, которая зимой заливалась, и на ней иногда играли в хоккей с мячом, а основное время она использовалась как открытый для всех каток.
Первые годы жизни в Москве я катался на коньках-снегурках с широкими лезвиями и носами, загнутыми спереди, как у санок. Они привязывались к валенкам веревками. Наш дворовый каток был вполне хорош для этой техники. Однако примерно лет в одиннадцать исполнилась моя мечта – родители купили мне остроносые коньки. Правда, не гаги, на которых катались все хулиганы – завсегдатаи катка, на которых я с завистью смотрел, а коньки под названием «Английский спорт». Но они тоже были остроносыми и приклепанными к ботинкам. Я очень обрадовался этим конькам, но рано. Оказалось, что на них нельзя было кататься на нашем дворовом катке. Лезвия слишком глубоко утопали в рыхлой, нерасчищенной поверхности, а острые носы зарывались в ней. И я начал ходить на каток парка. При катке была раздевалка, но я не пользовался ей. Ведь она была платная, а у меня не было денег, да и не пустили бы туда одного родители: мал еще, чтобы самостоятельно переходить дорогу. Возникшую проблему пришлось решить по-другому. Я одевал коньки, не надевая пальто, и топал по ступенькам вниз, так что Бабуся была уверена, что я иду кататься во двор. Я же выходил на улицу и бежал, ковыляя по тротуару, до детского парка. Где-то перед парком, дождавшись перерыва в движении транспорта, перебегал дорогу и через минуту оказывался на катке. Покатавшись часок, я тем же путем возвращался обратно. Правда, однажды такое возвращение чуть не закончилось печально.
Уже вечерело, когда я усталый, ковыляя, вышел из парка, прошел немного по переулку и остановился, чтобы перебежать дорогу. Но в этот момент движение по переулку было очень сильным, безостановочным. Длинной непрерывной лентой быстро шли передо мной большие повозки, каждую из которых тянула пара огромных лошадей-тяжеловозов. Выбрав момент, когда расстояние между проезжающей телегой и следующей за ней парой лошадей было достаточно большим, я бросился в это пространство. И перебежал бы. Но, пробегая уже перед носом второй лошади, я увидел вдруг, что к тому месту, куда я собирался бежать, на большой скорости, обгоняя обоз, приближалась легковая машина. Шофер ехал перед этим без света, и я не заметил его в сумерках. А теперь он включил полный свет. Я остановился на мгновение. Два огромных светящихся огня ослепили меня в упор, а перед ними было черное пространство, которое за секунду до этого казалось безопасной дорогой. Я приостановился, но почувствовал вдруг горячее дыхание и увидел прямо у лица огромную, отстраняющуюся от прямого удара голову лошади. Ее испуганный глаз словно извинялся, что она ничего не может сделать и раздавит меня, если я немедленно не исчезну с ее дороги. Почувствовав у самого виска показавшийся огромным передний конец приближающегося дышла, я, не колеблясь, бросился, как головой в воду, в черное пространство перед слепящими огнями. Я слышал визг тормозов, ощутил небольный удар всем телом обо что-то твердое, падая, слабо попытался за что-то уцепиться, но ручонки срывались. Потом понял, что лежу на спине, держусь за что-то над собой, и вместе с этим чем-то мы долго-долго катимся куда-то винтовым движением. Моя спина через тонкую ткань свитера и лыжного костюма чувствовала это движение. Потом все остановилось, и я закрыл глаза. Стало вдруг спокойно, тихо, ничего не болело. Сколько я лежал так? Вылез шофер, собралась толпа.
– Мальчика задавили… Мальчика задавили!
Слушал я отрешенно. Я уже понял, что лежу под машиной, как раз в самой середине, между колесами, а сама машина почему-то стоит на пешеходной дорожке и носом не в ту сторону, куда она ехала. Время шло, никто не решался залезть под машину и попробовать вытянуть из-под нее неподвижный, грязный, мокрый, перекрученный мешочек из дешевой байки, в который я превратился. Но вдруг я услышал милицейский свисток и решительный голос, требующий от всех не толпиться, а водителя предъявить права. И тут я все понял: сейчас милиционер и шофер вытащат меня, схватят за шиворот, отругают и отведут или отнесут домой, и все откроется! И как будут расстроены Бабуся и родители!