Зимние солдаты

Вторая часть дороги домой, в Касево, шла холмистыми полями. Я любил ее больше, потому что здесь волков можно было даже в темноте увидеть издалека по горящим глазам, как рассказывали, и услышать задолго их вой. Мне говорили, что они не нападают, если предварительно не собьются в стаю и не повоют. И мне казалось, я иногда слышал их вой. Плохо в поле было лишь то, что дорога там зимой во время сильных снегопадов иногда совсем пропадала, и можно было сбиться с нее. Конечно, дорогу в эти периоды кто-то помечал воткнутыми в снег еловыми ветками, но они стояли не часто и, кроме того, часть из них была под сугробами. В темноте у одинокого мальчика в телогрейке и новых лаптях иногда возникало чувство, что он сбился с дороги. Мне всегда приходилось ходить этим путем в сумерках или темноте, потому что я выходил в путь после уроков и дома старался побыть подольше, а светлое время суток зимой короткое. Но желание сходить домой на выходной было так велико, что я шел, не упуская ни одной возможности. Каждый субботний вечер я был на тропе. Кроме того, такие походы и необходимы были, чтобы забрать из дома очередную недельную порцию еды.

Случались, правда, во время таких переходов и приятные неожиданности. Иногда меня подвозили на своих санях-розвальнях их возницы, а однажды, километрах в двух от Касева, я нашел на пустынной дороге, прямо на снегу, два больших мешка из рогожи, полных прекрасных кочанов свежей капусты. Я постоял около них, подумал. По-видимому, они упали с воза совсем недавно, не успели замерзнуть, несмотря на мороз. И воз этот двигался в том же направлении, что и я, потому что я не видел встречных саней. И я решил, что могу взять с собой эти мешки, ведь иначе капуста все равно замерзнет. А если хозяева заметят пропажу вовремя и вернутся, они встретят меня на пути, и я им отдам ее.

Долго-долго тащил я свою добычу, застенчиво надеясь, что хозяин за ней не вернется. Сначала волоком тащил метров на сто один мешок, потом возвращался за вторым и так, уже глубокой ночью и вконец обессилев, я дотащил оба мешка до дома.

Описание этого случая напомнило о том, что жить мне в Николо-Березовке приходилось почти впроголодь. Количество и качество еды, которую я брал с собой из дома в Касеве, всегда оставляло желать лучшего. И это было не оттого, что у нас в доме в Касеве нечего было есть. За мою работу учетчиком тракторной бригады я неожиданно для себя получил бумагу из одного колхоза, расположенного километрах в пятнадцати от нас, о том, что мне полагается приехать туда на склад и получить четыреста килограммов заработанного зерна. Четыреста! Это шесть мешков! Только тогда я поверил тому, что мне говорили трактористы: даже если колхозники в колхозе не получат на трудодень ничего, трактористы и учетчики тракторных бригад обязательно заработают не менее трех килограммов зерна на каждый трудодень. Я взял через сельсовет нашего Касева лошадь с телегой, и мы всей семьей – мама, братишка и я – поехали туда. Обратно двигались медленно, лошади было трудно, и на телеге ехал только младший брат. А мы с мамой шли быстрым зигзагом по обочине, собирая поспевшие к этому времени красные плоды шиповника. Мама радовалась большому его урожаю, говорила, что теперь у нас есть хлеб и, можно надеяться, что мы избежим голода зимой и весной, до следующего урожая. Нужно еще собрать и насушить достаточное количество шиповника, в котором много витаминов, и тогда, может быть, мы проживем это время без болезней.

Постоянное чувство, что существует нехватка продовольствия в семье и старший, наиболее сильный, должен отдавать часть своей доли более слабым, существовало в нашей семье всегда, сколько я помнил жизнь в Москве. Когда, например, в ужин вся семья садилась за стол и Бабуся подавала нам всем тарелки со щами, в каждой из которых плавал кусочек мяса, папа доставал свой кусочек и говорил, что не хочет мяса и его должны съесть дети. То же самое происходило и с котлетками из второго блюда. А от сладкого десерта папа отказывался, передавая маме. По-видимому, это же чувство старшего, самого сильного, кому положено отдать свой кусок более слабым, проснулось в это время у меня. И когда мама накладывала мне в вещевой мешок побольше продуктов в дорогу, я отказывался и выкладывал их небрежно обратно, чтобы мама и брат ели их сами. Я твердо знал, что того, что оставляю себе на Николо-Березовку, будет мне лишь впроголодь. Но этот отказ был не в тягость – он словно впитан мной с молоком матери.

Пришли на отдых солдаты