Читаем Зимний дом полностью

Его доброта и терпение делали тщетными все попытки Майи разорвать помолвку. Когда она позволяла себе вспылить, Хью относился к этому с пониманием; когда она хмурилась, он заставлял ее смеяться. Если она вообще могла выйти замуж, то только за Хью Саммерхейса. Если она сама не была порядочной, то, по крайней мере, могла оценить порядочность других. Майя не могла презирать порядочность, как было принято в кругах, к которым она когда-то принадлежала. Она знала, что представляет собой Хью, но Хью не знал, что представляет собой она, и в этом-то и была вся беда. Он не был ни легкомысленным, ни циничным и не пользовался оружием, которым Майя с детства привыкла защищать себя. Рядом с ним она — Майя Мерчант, так многого добившаяся, — иногда чувствовала себя дрянью, человеком второго сорта и начинала злиться. Ее дело процветало: Майя с улыбкой представила себе сиявший хромом и стеклом новый кафетерий, достроенный наконец на прошлой неделе. Его официальное открытие с оркестром, танцами, знаменами и воздушными шариками было назначено на июль. Если общество все еще предавало Майю остракизму, то саму Майю это больше не волновало; она создала собственный мир, который никто не мог у нее отобрать. Показ мод, который отдел верхней одежды устраивал каждый месяц, розыгрыши призов, вечера с чаем и танцами — все это были ее идеи, причем очень удачные. «Во второй половине дня нужно навестить Селфриджей, Маршаллов и Снелгроувов и произвести впечатление на эту чванную седьмую воду на киселе», — подумала она.

— Все готово, мадам, — сказала портниха, помогая Майе снять подколотый жакет и снова надеть платье.

На улице ее ждал Хью. Она совсем забыла о нем; пришлось побороть легкий приступ досады, возникший при мысли о том, что ей придется провести вторую половину дня с кем-то другим.

— Хью, дорогой, — сказала она и поцеловала его.

Гуляя с ним по Лондону, Майя вспомнила, почему в минуту слабости сказала ему «да». Когда Хью смотрел на нее, она видела себя цельным человеком, не расколотым надвое событиями прошлого. Если жестокость и властность Вернона искажали представление о любви, то чувство, которое питал к ней Хью, было прозрачным стеклом, не запятнанным темной стороной желания.

— Хочешь чаю? — в конце концов предложил Хью.

Майя посмотрела на часы и покачала головой:

— Пора возвращаться в Кембридж. У меня совещание.

Она вела машину с открытым верхом и наслаждалась прохладным ветром после жаркого и душного Лондона. Хью повернулся к ней:

— Дорогая, как поживают твои праздничные одежки?

Она нахмурилась:

— Неплохо. Хотя я ненавижу примерки. Жаль, что нельзя купить себе что-нибудь готовое, как делают все мои продавщицы.

Он засмеялся:

— Майя, я женился бы на тебе, будь ты хоть в комбинезоне и с тюрбаном на голове.

В конце концов, почему она решила, что это невозможно? Очень даже возможно. Она сможет продолжать хранить свои тайны. Хью не любопытен и лишен предрассудков. Но есть вещи, о которых ему лучше не знать.

Майя сделала крутой поворот:

— Слава богу, что на свете есть мэрии. Терпеть не могу всю эту поповскую канитель.

Хью предлагал обвенчаться в церкви, но она отказалась. В церкви все выглядело бы более реальным. Она не могла представить себя и Хью мужем и женой. А регистрация в мэрии казалась ей похожей на игры, пикники и велосипедные прогулки прежних дней.

Он нерешительно сказал:

— Майя, нам надо кое-что обсудить.

— Что же?

— Нужно решить, где мы будем жить.

Мимо мелькали живые изгороди и поля, сливавшиеся в яркое разноцветное пятно.

— И где же мы будем жить? — насмешливо спросила она.

— Знаешь, я очень переживаю, что не могу обеспечить тебя так, как хотелось бы. Конечно, я получаю жалованье, да вдобавок дядя — он еще в войну умер — оставил мне небольшое наследство, но этого недостаточно.

Дорогу переходило стадо коров, Майя сбросила газ и переключила скорость.

— Хью, ну что ты выдумал, ей-богу. Не будь таким старомодным.

Он скорчил гримасу:

— Ну… Я понимаю, что не имею права так говорить, но не могу себе представить, как я буду жить в доме Вернона.

«Тогда какого черта ты все это затеял?» — чуть не сорвалось у Майи с языка, но она вовремя опомнилась. Конечно, когда они поженятся, то будут обязаны жить вместе. Она будет завтракать с Хью и спать с ним в одной комнате.

— Нет, — еле слышно прошелестела она.

Коровы прошли, и Майя снова включила двигатель.

— Что «нет»? Ты любишь этот дом или согласна поискать что-нибудь другое?

Майя подумала о доме Вернона и удивилась, что сумела так долго прожить там. Поднимаясь по лестнице, она каждый раз вспоминала тот вечер.

— Согласна поискать. Только где, Хью?

— Наверно, где-нибудь в деревне. Я не очень люблю города. Да и детям деревня полезнее, верно?

Руки Майи стиснули руль. Она смотрела в лобовое стекло, напоминая себе, что нужно сворачивать и нажимать на педаль газа. Безумно хотелось рассмеяться, но она закусила губу и сдержалась.

— У нас с тобой будут прекрасные дети, — сказал Хью.

И тут она чуть не заплакала.

* * *
Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза