Читаем Зимний дом полностью

— Я люблю его. Люблю… Мне понадобилось много лет, чтобы это понять. Я была идиоткой.

Ричард помог ей встать и обнял. Она уткнулась в его свитер и выдавила:

— Папа, как, по-твоему, Майя права? Что мы стоим в сторонке…

— А как ты думаешь сама?

— Может быть, мы стали пацифистами только потому, что боимся?

Робин хотела, чтобы отец подбодрил ее, убедил, что он сам никаких сомнений не испытывает.

— А не из-за принципов?

— Потому что мы не вынесем, если будем терять друзей… или любимых… или сыновей. И позволяем, чтобы это случилось с кем-нибудь другим. — У нее снова сорвался голос. — Чтобы творилось самое ужасное…

— Чтобы немцы сбрасывали бомбы на женщин и детей? — спросил Ричард.

Робин вышла на веранду, придерживая лацканы отцовского пиджака.

— Я боюсь, что мы пацифисты только потому, что не хотим рисковать собой или теми, кого любим.

Она положила руки на перила и посмотрела на пруд. Его края затянул тонкий черный лед. Сомнения, которые пугали ее с тех пор, как Джо уехал в Испанию, вернулись снова, разбуженные холодным, насмешливым голосом Майи.

— Папа, я хочу спросить… Ты не одобряешь всех, кто записался в интернациональные бригады? Считаешь, что Джо совершил ошибку, отправившись воевать в Испанию?

Отец покачал головой:

— Ну что ты, Робин. Джо делает то, что считает правильным. Но есть и другие способы борьбы.

— Письма членам парламента от своего округа? Демонстрации? — Она услышала в собственном голосе сарказм и тут же пожалела об этом.

Наступило долгое молчание. Стайка облаков, из которых шел снег, давно пролетела, и на темном небе появился опрокинутый оранжевый полумесяц. Ричард медленно сказал:

— Я сам лежу и думаю об этом бессонными ночами. Да, Майя права. Мы собираем деньги для Испании, отправляем продуктовые посылки, но это не мешает нам удобно жить. А когда речь идет о таких бесспорных вещах… Я спрашиваю себя, как бы я поступил, если бы был моложе…

Робин увидела, какой он усталый и старый, и ощутила чувство вины и страха. Ее поразило, что отец тоже сомневается в своих принципах. Его слова вторили тому, что все время звучало у нее в ушах. Ее отвращению к насилию, ее желанию защитить невинных. Но что, если невинных можно защитить только с помощью насилия? В таком случае, как это ни жестоко, Майя права: принципы, которые Саммерхейсы исповедовали много лет, не выдерживают критики…

Робин услышала на газоне чьи-то шаги. К ним бежала Дейзи, шаль с бахромой летела за ней следом.

— Ричард… Я не могу найти Хью. Думала, он у себя, но его там нет. Я обыскала весь дом и сад. Ох, Ричард, я боюсь за него.

Наверно, Хью либо уехал с Майей, либо пошел прогуляться, говорили себе Робин и отец. Вернется через час-другой; в крайнем случае, утром. Они утешали друг друга, но сами не верили своим словам. Никто из них не лег спать. Они сидели на кухне и вздрагивали от малейшего шороха.

Хью не пришел через час-другой; не пришел он и утром. В полдень Мерлин и Ричард ушли — якобы на прогулку. Но Робин дрожала, понимая, что они собираются обыскать реку и рвы. Дейзи мыла посуду, подметала полы и полировала столы. Впервые в жизни Робин пришло в голову, что деловитость Дейзи, которая всегда выводила ее из себя, была для матери просто способом скрыть свои страхи. Если достаточно усердно драить пол, то становится не так жутко.

Утром в понедельник от Хью пришло письмо. Дейзи разорвала конверт, стоя в коридоре, и Робин услышала, как она пронзительно вскрикнула:

— Ричард… Ох, Ричард, как ужасно! Хью уехал в Испанию.

Когда Сьюзен Рэндолл и дети заболели гриппом, Элен ухаживала за ними и осталась ночевать на ферме, послав отцу короткую записку, что вернется, когда Рэндоллы смогут обойтись без нее.

Ной и девочки выздоровели через неделю, но миссис Рэндолл и Майкл лежали с температурой и кашляли по ночам. Испуганная Элен дала одному из деревенских мальчишек шесть пенсов, попросила его съездить на велосипеде в Беруэлл за доктором Лемоном и ждала, накручивая локон на палец, пока не услышала на проселке тарахтение «бентли». Майкл, закутанный в одеяло, сидел у нее на коленях; его светлые волосы взмокли от пота, дыхание было шумным и частым.

— Это от здешнего воздуха, — сказал доктор Лемон, осмотрев мать и сына. — Понимаешь, Элен, тут слишком влажно и сыро. Плохо для легких.

— Доктор, у Майкла не пневмония? — с тревогой спросила Элен, и Лемон покачал головой.

— Давай ему мед с лимоном, держи в тепле, и все как рукой снимет. Он малыш крепкий.

Элен гордо улыбнулась, наклонила голову и поцеловала Майкла в горячую щеку.

— Я оставлю лекарство от кашля. Честно говоря, меня больше волнует мать. Похоже на ранние симптомы туберкулеза. Не знаешь, где найти Сэма Рэндолла? Я хочу с ним поговорить.

Она рассказала, как добраться до свинарника, и уложила Майкла на койку. У дверей доктор Лемон немного помолчал и спросил:

— А ты сама-то как себя чувствуешь, моя милая?

Элен посмотрела на него с удивлением:

— Прекрасно, доктор.

— Вид у тебя неважный. Что-то ты больно бледная. Кашля нет?

Она покачала головой.

— Ты худеешь? — не отставал врач.

Элен оглядела себя:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза