Зимний дом

— Извини, Робин. Я думал… — Он осекся.

— Что, Фрэнсис?

— Я думал, ты разделяешь мои чувства.

Она лишилась дара речи. В горле стоял комок.

— Но теперь вижу, что это не так. Как глупо… Забудь об этом. Извини, пожалуйста.

Робин подняла взгляд и увидела его глаза, полные боли. Она протянула руку и коснулась рукава Фрэнсиса.

— Фрэнсис… Я просто… — Она пыталась найти нужные слова. — Просто я к этому не привыкла.

Он нахмурился:

— Ты имеешь в виду обед… Францию… Или то, что мужчины хотят заняться с тобой любовью?

— Все сразу! Конечно, обед и Франция — это просто чудо…

Она сделала паузу. Сердце гулко билось в груди.

— А мужчины? — негромко подсказал Фрэнсис.

Она попыталась объяснить.

— Большинство мужчин считает меня подругой, чем-то вроде сестры или хорошего товарища! — В голосе Робин прозвучало отчаяние.

— Это ужасно. — Фрэнсис пристально посмотрел на нее. — И очень глупо с их стороны. Я уже целую вечность думаю о тебе как о женщине, с которой был бы счастлив лечь в постель. — Их пальцы переплелись. — Ты согласна?

Робин, умиравшая от страха и желания, только молча кивнула в ответ. Фрэнсис расплатился с официантом, и они вышли из ресторана.

На улице шел дождь; со стороны моря доносился рев волн. Когда они очутились под полосатым тентом ресторана, Фрэнсис обнял и поцеловал девушку. Капли струились по ее лицу, стекали за шиворот, но Робин этого не замечала. Тепло его тела и вкус губ были чудесными.

Но спустя мгновение он отстранился и сказал:

— Бедняжка, ты совсем промокла… Извини. Нам пора.

Они взялись за руки и побежали по пустынному городу. Дома Фрэнсис помог ей снять мокрое пальто. Потом снял с нее свитер и начал расстегивать блузку. Прервался он только однажды, чтобы спросить:

— Робин, ты уверена?

Она улыбнулась и ответила:

— Совершенно.

Прикосновение его руки и губ к шее было восхитительно. Потом губы Фрэнсиса коснулись уголка ее рта и ямочки на подбородке. Она провела пальцами по его волосам и поняла, что это касание доставляет ей удовольствие. Когда блузка упала с ее плеч, Робин вспомнила про английскую булавку, которой была сколота бретелька комбинации, и на мгновение смутилась. Но Фрэнсис и глазом не моргнул, а когда он стал целовать ее живот и груди, Робин и думать забыла про какую-то несчастную булавку.

Конечно, она читала романы, но в книгах про такое не писали. Там не рассказывалось, как приятно ласкать другого человека. Ей хотелось, чтобы дождь шел вечно и отрезал их от остального мира. Тело Фрэнсиса, освещенное пламенем камина, было твердым и мускулистым. А когда на смену грудям и животу пришло горячее и влажное лоно, Робин застонала от наслаждения и отдалась любимому. Поступить по-другому было невозможно.

Джо, вернувшийся в Довиль еще до полуночи, догадался о случившемся с первого взгляда. Это слегка выбило его из колеи — до сих пор Джо считал Робин их общей собственностью. На ее лице было написано такое счастье, что он чуть не застонал. Девушка засуетилась, велела ему снять мокрую одежду и высушить ее у камина, даже сварила чашку мутного какао. Но кухарка из нее была никудышная. Даже Джо готовил лучше.

Потом она прильнула к лежавшему на диване Фрэнсису и спросила у Джо, как у того прошел день. Успехи оказались невелики. Хорошенькая горничная сообщила Джо, что его бабушка и дедушка умерли и теперь в доме живет другая семья.

— Ох, Джо… Мне так жаль…

Он пожал плечами:

— Я их почти не знал. Хотя старики были довольно симпатичные.

— А другие родственники у тебя есть? Дяди, тети, двоюродные братья и сестры?

— Тетя есть, тетя.

Тетя Клер была копией его матери, только моложе, полнее и ниже ростом. Когда шел дождь, они с Джо играли в безик по сантиму за очко. Иногда он ее вспоминал.

Джо поднялся и посмотрел на Фрэнсиса и Робин.

— Похоже, спать на диване мне сегодня не придется.

За два дня до Рождества Вернон сделал Майе подарок.

— Здесь кое-что особенное, — сказал он, вручив ей сверток поздно вечером. — Остальные подарки получишь в сочельник.

Когда Майя, сидевшая на кровати, открывала сверток, у нее дрожали руки. Там лежал лиф в талию, безвкусная вещь из черного шелка в красных ленточках, а также пара кошмарных чулок в сеточку. Она хотела швырнуть подарок в лицо Вернону, но не посмела. Наоборот, сделала то, что ей велели, и надела их. Когда Майя накрасилась так, как ему нравилось, и посмотрела на себя в зеркало, на ее глаза навернулись слезы. Но пролить их она себе не позволила.

Когда все кончилось, Майя лежала в темноте и думала, что Робин была права: вынести такое невозможно. Она терпела побои, но терпеть такое было выше ее сил. Он медленно, но верно превращал ее во что-то другое. Не в кого-то, а именно во что-то. В нечто презренное, но необходимое. Майя боялась, что однажды она действительно станет таким существом и даже не заметит. Он над ней надругается, а она будет лежать, смотреть в потолок и думать о предстоящих покупках и визитах. Тогда Вернон сделает из нее настоящую проститутку.