Читаем Зимний дом полностью

Он проснулся, когда машина проехала ворота Лонг-Ферри-холла. Автомобиль резко затормозил у дома, подняв тучу пыли. В воздухе пахло морской солью. Джо протер глаза.

Фрэнсис выпрыгнул из машины, помог выйти Робин, взял ее под руку и воззрился на дом.

— О боже… Вы только гляньте, какое запустение! — сказал он.

Джо обвел взглядом двор и увидел, что между плитами пробились крестовник и щавель, сточные канавы заросли мхом, а на розах, оплетавших величественную входную дверь, цветов меньше, чем колючек. На старинных каменных химерах, украшавших крышу, плясали зайчики, но пыльные окна неохотно отражали солнечные лучи. Лонг-Ферри-холл напоминал состарившуюся красавицу, давно забытую, но все еще гордую и элегантную.

Фрэнсис объяснил, что маскарад будет на тему готических романов. Лонг-Ферри-холл следовало окутать тайной и паутиной. Это будет нетрудно, думал Джо, глядя на дом. Воздух был холодным и влажным, а когда Фрэнсис раздвинул плотные шторы, из комнаты в кухню шмыгнула какая-то маленькая мохнатая тварь. Джо надеялся, что это была мышь.

Они перерыли кофры и сундуки, шкафы и комоды. Селена осматривала дом глазом художника, предлагала и распоряжалась, а Фрэнсис и Джо лазили на стремянки и перила, развешивая гобелены и драпировки из черного муслина, привезенного Селеной из Лондона. Робин вырезала гирлянды из цветной бумаги, а Гай резал на кухне хлеб и готовил толстые сандвичи, мрачно цитируя Байрона и Шелли.

В пять часов на дворе остановился «роллс-ройс» Ангуса. Пока Вивьен, повизгивая от радости, по очереди обнимала каждого, Ангус выгружал вино.

— Я заказал выездной банкет, — сказал он. — Официанты вот-вот будут здесь.

Но официанты заблудились в суффолкских пустошах и прибыли только в семь. Фрэнсис снова начал рыться в шкафах и передавать Джо, Робин, Селене и Гаю заплесневевшие, побитые молью одеяния из черного шелка и алого бархата. Робин надела длинное черное платье в обтяжку; подол пришлось подколоть английскими булавками. Наряд дополняла накидка из прозрачной сероватой ткани. Робин напоминала в нем летучую мышь, маленькую, черную и мрачную. Пудря лицо, чтобы оно казалось интересно-бледным, и крася губы самой темной помадой, какую удалось найти, она предвкушала возможность провести весь вечер с Фрэнсисом. В последние недели Фрэнсис отчаянно пытался найти спонсора для «Разрухи». Внезапно Робин поняла, что взяла непосильный для себя темп. Работа, добровольная деятельность, светская жизнь… Иногда Робин казалось, что она исполняет сложный цирковой номер, и если не сумеет сосредоточиться, хрупкие стеклянные шары попадают на землю.

Тут дверь открылась и в комнату вошел Фрэнсис. Он положил ладони на плечи Робин, и девушка увидела его отражение в зеркале трельяжа. В тусклом свете, пробивавшемся сквозь маленькое окошко, его волосы казались седыми, а лицо — бледным и загадочным. Она нагнула голову, прижалась щекой к его руке и вдохнула запах его кожи. Губы Фрэнсиса прикоснулись к ее макушке, а рука начала ласкать грудь. Другая рука в это время расстегивала крючки, только что с таким трудом застегнутые.

— Вечеринка…

— Вечеринка подождет, ладно? — Фрэнсис пинком закрыл дверь.

Не успев раздеться, они упали на кровать с балдахином и занялись любовью. Во двор въезжали автомобили, по дорожкам шли гости, окликая друг друга. Но для Робин существовали только кровать, Фрэнсис и объединявшее их ненасытное желание.

Обед прошел а-ля фуршет: шесть десятков гостей собрались в большом зале, а официантки разносили подносы с сухими канапе и жирными волованами. Фрэнсис беседовал с Вивьен и Ангусом о «Разрухе». Ангус наполнил бокалы, и Вивьен благодарно улыбнулась ему:

— Ох, милый, это такое трудное дело. Я ничего не понимаю в орфографии, синтаксисе и тому подобных вещах.

Ангус потрепал Вивьен по руке:

— Виви, дорогая, нельзя иметь все сразу. Или красота, или ум.

— Неправда. Я существую только благодаря собственному уму.

Фрэнсис слегка приподнял брови.

— Впрочем, боюсь, что журнал скоро закроется. Мне катастрофически не хватает средств.

— Старина, — сказал Ангус, вытирая тарелку кусочком хлеба, — как ты удержишь волка у дверей дома, если не станешь звать на помощь?

— Гай написал пьесу. В ней есть одна чудесная роль. Мы ищем человека, который согласился бы ее поставить. Это могло бы принести мне кое-что.

— Тебе нужно поговорить с Фредди. — Вивьен тронула сына за руку. — Он имеет какое-то отношение к театру. Конечно, Фредди — старый брюзга, но денег у него куры не клюют. Нас познакомил Дензил.

Робин незаметно обвела взглядом зал, но Дензила Фарра не обнаружила.

— Мама, ты ведь оставила его в Танжере, верно? — В голосе Фрэнсиса послышалась злоба.

— Бедняжке нужно было закончить кое-какие дела.

— Знаю я его дела… Хорошенькие мальчики и унция гашиша.

— Нет, милый, ты не прав. Дензил — просто лапочка. Мне бы хотелось, чтобы ты попытался с ним поладить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза