Зимний Фонарь (СИ)

— Ты ошибаешься, — возражает синяя и, отталкиваясь от пола, выпускает его. Элиот падает, пока медсестра сбивает защитную сетку с оконной рамы. — Оставайся, если хочешь. Скоро сам об этом пожалеешь.

— Да остановись ты уже! — уговаривает девушку Лайн и хватает за руки. Прикосновения ошпаривают его. Парень, испуганно глядя на свои ладони, пятится. Продолжая всё также зачарованно улыбаться, Анера бросает на него насмешливый взгляд. — Ты не умрёшь здесь.

— Конечно, не умру, — уверенно соглашается она. Сетка падает. Даналия птицей взмахивает руками и делает шаг назад. — Смерти нет.

Скрипит оконная рама. Иней накипью узоров расползается по стеклу. На мгновение небо окрашивается синевой.

Пейзаж не меняется: всё та же больница с заброшенным паллиативом. По территории и окрестностям снуют надоедливые тени. Санитары — частично сломанные, но всё ещё функционирующие — стаскивают к моргу трупы.

Даналии внизу нет.

На ватных ногах Лайн отшатывается от окна и оседает на пол. Кафельная плитка холодеет за спиной. Ужас застилает глаза.

— Проклятье… — с трудом выдавливает Элиот и жмурится, пытаясь сдержать накатившие слёзы. — Прости меня…

Парень покидает уборную и в полутьме задевает тележку. Колёса скрипят. На каталке тело в полиэтиленовом мешке. Застёгнутая молния поражена: часть звений разъедена, и изнутри вырываются сгустки пыли. Поражённый находкой Элиот неуверенно дёргает за бегунок. Там лежит Анера.

— Наконец-то… — прикосновение невесомой руки обдаёт жаром плечо. Касаясь обожжённого участка кожи, Элиот вздрагивает. — Я тебя искала.

Перед ним Алиса. Онемевшими глазами она смотрит куда-то вперёд, и губы её не двигаются. На ней больничная сорочка, висящая саваном.

— Лис? — замечая полное безразличие, брюнет вскидывает бровь. — Ч-что с тобой? Что-то с-случилось?

— В больнице все умерли, — также ровно отвечает Мартене, поворачиваясь спиной. — Ты остался единственным, кто жив. Пойдём.

Только тогда Элиот замечает, что она не двигается в привычном смысле этого слова. Её колени не сгибаются в шаге; она не левитирует; по правде говоря, она больше напоминает анимацию с потерей кадров. И, какой бы забавной мысль не показалась сперва, Лайн с тоской и ужасом понимает, что на деле его подруга мертва. Чтобы убедиться, парень включает фонарик. Мартене останавливается. Свет начинает мигать. Силуэт в сумерках — мерцать.

— Мне очень жаль.

Фонарик окончательно гаснет.

— Мне тоже, а теперь пойдём. Я не хочу, чтобы то же произошло и с тобой, но… мне нужна твоя помощь.

Из-за приоткрытой двери палаты в конце коридора слышно гудение реминисценографа. Рядом со входом стоит тумбочка с тарелкой, на которой плесневелые, но ещё горячие тосты. На койке, окружённой чистыми шторами, лежит пациентка. Её дыхание прерывисто, чередуется с хрипом.

Привлекательность, присущая здоровью и юности, уничтожена манифестом. Элегия почти до костей иссушила девушку. Поражённая плоть напоминает опаленную древесную кору: в мелких трещинках белеет мазь. Сарафан с передником заменены больничной рубахой, а макияж — бинтами на глазах и кислородной маской.

— Под видом вакцины в больницу привезли нечто… другое, — поясняет притаившаяся за спиной девушка. Элиот не оборачивается. Он не знает, чего боится увидеть больше: безжизненную фигуру или её отсутствие, — какие-то образцы и впрямь были «Миротворцем», но другие… Они усиливали болезнь и убивали… Мне тоже вкололи вакцину. Правильную, как видишь.

— «Миротворец»… Нет-нет, это неправильно. Этого… — молвит парень, опираясь на металлические перила койки. Он нехотя вспоминает поразительный рассказ сестры. — Этого не может быть…

— Федра спасла тебя.

Элиот горько усмехается. Несмело касается остывающей руки пациентки. Мерцающая шумно выдыхает.

— Такая холодная… — замечает брюнет и на мгновение запрокидывает голову. — Значит, вас отравили? Убили чем-то под видом лекарства?

— Не знаю. Ты как бы единственный, с кем я теперь могу говорить… но тебя здесь быть не должно.

Когда парень слышит это, он не выдерживает и оборачивается. В палате Алиса избавляется от неподвижности и, сидя на кресле, покачивает ногой.

— Органические привязки, конечно, — понимает он и переводит взгляд на кардиомонитор, — но… но ты же ещё жива, так? Может, тебя ещё можно спасти? Давай… давай я свяжусь с райцентром, с больницей, там, там…

— Элиот, — поднимаясь, осторожно начинает Мартене, — ты и сам прекрасно знаешь, что, если бы моё тело было пригодно для жизни, я бы не стала мерцающей. Пожалуйста, Элиот… выключи реминисценограф.

— Нет, ты что, это же глупости, — пытается отмахнуться он, бегая взглядом по палате, — должен же быть способ это обойти, должен же…

— Я больше не проснусь, Элиот, — мягко настаивает Алиса, — и ты знаешь, что будь это иначе, мы бы сейчас не говорили. Пожалуйста, просто сделай это: я не хочу сгореть заживо.