Зимний излом. Том 2. Яд минувшего. Часть 2

Луиза расправила шаль и быстро пошла вперед. Женщина, если существо в сером было женщиной, по-прежнему ничего не слышала. Вдова капитана плюхнулась на скамью рядом с герцогиней и громко объявила:

– Эрэа, меня тоже выдали замуж за негодяя, который меня не любил и не собирался этого делать, но это не повод мстить собственным детям.

Мирабелла дернулась всем телом, видимо вздрогнула, и обернулась.

– Убирайтесь, – святая вдова не была многословна, – немедленно!

В ответ на такое капитанша из Кошоне подбоченилась бы и проорала: «Дура малохольная». Придворная дама ее величества Катарины спокойно поправила шаль:

– Я уйду не раньше, чем исполню свой долг перед Айрис и теми, кто вверил ее моим заботам. Вам, сударыня, придется меня выслушать. Если не сейчас, то за общим столом.

Лицо герцогини исказилось, словно у нее разом заболели все зубы и живот в придачу. А нечего почивших от старости коров жрать!.. Руки капитанши так и норовили упереться в бока, и Луиза скрестила их на груди, не отрывая взгляда от собеседницы. Мирабелла стиснула молитвенник:

– Из уважения к вашим покровителям я вас выслушаю, – объявила она, – но не злоупотребляйте моим терпением.

– Это вы злоупотребляете терпением Создателя, – отрезала Луиза. – Он нам заповедовал прощение и любовь. Наш Создатель, наш отец никогда не отвернется от нас, а мы предаем Его, ненавидя и осуждая тех, кого не осудил Он. Он сотворил нас всех. Мы равны в глазах Его, среди нас не может быть судей и осужденных, нет эориев и простолюдинов, только братья и сестры.

Осудивший ближнего своего в сердце своем отказывает Создателю в праве любить и прощать, а значит, ненавидит Его. Тот же, кто утверждает, что Создателю ненавистны дети Его, – враг Ему…

– Ересь! – взвизгнула герцогиня. – Олларианская ересь!..

– Нет, – неожиданно спокойно произнесла Луиза, сама не понимая, как умудрилась все это запомнить. – Это не ересь, это проповедь епископа Оноре. Святого Оноре, как решил минувшей осенью конклав. А вот о суде и непростимых грехах кричал олларианец. Епископ Авнир. Он сгорел заживо во время Октавианской ночи. Эрэа Мирабелла, если вы и впрямь веруете, вы не должны ненавидеть. Подумайте о детях… Лишая их любви и радости, вы совершаете страшный грех!

Мирабелла еще больше поджала губы и поднялась со скамьи.

– Не вам и не вашим хозяевам поучать супругу и вдову Эгмонта Окделла, – возвестила она, оправляя вуаль. – Всем, чего я достигла, я обязана своей вере, благочестию и добродетели. Создатель видит мои страдания и мою крепость, и он отвечает мне. Пусть я не тону в золоте, зато никто не скажет, что Мирабелла Окделл обязана своим положением кэналлийскому мерзавцу.

Серая вуаль, серое лицо, серая жизнь… Это оправдывает, но лишь до известной степени. Надорская страдалица подняла хвост на синеглазого герцога, и обитавшая в душе капитанши закатная тварь выпустила когти.

– Сударыня, – прошипела Луиза, – своим положением вы обязаны именно мерзавцу. Только не кэналлийскому, а надорскому.

Мирабелла дернула щекой и всплеснула руками, Луиза осталась сидеть. Летучую мышь в гневе она уже видела и не раз, а удаляться герцогиня не хочет, в этом дочь Аглаи Кредон не сомневалась.

– Как ты смеешь оскорблять герцога Эгмонта?! – А говорят, нетопыри не визжат. Визжат, и еще как! – Ты, навозница, навязанная моей дочери Катариной Ариго…

– Ее величеством Катариной, – с достоинством перебила Луиза. – Я могу быть хоть жабой, хоть выходцем, только Эгмонт все равно дурак и мерзавец! Только дурак сделает несчастными двух женщин вместо одной. Только мерзавец поставит невесте такие условия, до которых ни один навозник не додумается. Только дурак сбежит из дома на войну, которая никому даром не нужна. И только мерзавец бросит жену с детьми на милость врагов и удерет в Закат.

– Откуда?! Кто сказал?! – Скрюченные пальцы рванулись вперед, но капитанша не собиралась дожидаться, пока в нее вцепятся, и тем более выдавать Эйвона.

– Эгмонт любил поговорить о благородстве, – отрезала госпожа Арамона, сдвигаясь в сторону. – Герцогиня, если вы решитесь на рукоприкладство в храме, грех ляжет на вас. И учтите, я сильнее.

Мирабелла не ответила. Теперь она походила не на летучую мышь, а на выброшенную на берег треску. Задыхающаяся рыба, которую никто никогда не любил.

Циллу тоже мало любили, и она умерла, а мать Айри на первый взгляд жива. На всякий случай Луиза глянула на герцогиню, за спиной Мирабеллы скрючилась честная тень.

– Кто вам сказал про Эгмонта? – Больше Мирабеллу не занимало ничего. – Кто?! Я должна знать!

– Ее величество Катарина, – соврала Луиза, – когда поручила мне сопровождать Айрис в Надор. Ее величество просила Айрис простить вас, потому что вы несчастны, но не сочла возможным раскрыть юной девушке истинной величины вашего несчастья.

– Вы лжете, – выдохнула герцогиня. – Лжете! Катарина Ариго не может знать…

– Ее величество принимала вас и уверилась в вашем горе. – Выдержать взгляд зеленоватых гляделок было нетрудно. – О нем же говорила и графиня Рафиано…