— «Жигули» тоже, если пахать как там, семь дней в неделю по двенадцать часов, и есть одни бататы. Но не в «Жигулях» дело. Доктор рассказывал, что рядом с нашим был французский госпиталь. Так вот для негра француз — господин, большой мбвана, белый человек. Первый сорт. Потом сам негр, он служит французу, потому второй сорт. А потом русский, он служит негру, потому третий сорт. С русского давай-давай требуют. А французу за ту же работу в пояс кланяются. Обидно.
— На обиженных воду возят.
— Ну, и французу платят вдесятеро против нашего. Если не больше.
— Кто платит?
— Французский госпиталь. Потому французы еду покупают европейскую, в особых магазинах. А на базаре африканскую только ради экзотики. А наши, как припасы с родины кончатся, а на три года не напасешься, начинают есть всякую местную дрянь, что подешевле. Дрянь, дрянь, и не спорьте, — хотя никто и не спорил. — Деньги на «Жигули» копят. И не воскресений, не праздников, ничего — приехали больные из дальней деревни, у французов выходной, негры требуют врачей, идите работать!
— Так мы работать не боимся! — сказала Ольга. — Для того и во врачи идём — людям служить.
— Служить бы рада, прислуживать тошно, — ответила Надя.
А я помалкивал. Задело Надю. Она-то знает о наших с Ольгой заработках. Мы не хвастаем, но комсомольские взносы-то платим. И если вместо сорока копеек Ольга отдала пятнадцать рублей, посчитать, как скоро она сможет накопить на «Жигули», нетрудно.
Но, думаю, Надя поймёт и простит. Она умная.
Девушки уехали на трамвае. У них очередная тренировка на «Динамо». В кимоно.
А я пошёл в библиотеку. По пути догнал Сеню Юрьева с Женей — простым человеком. Они нарочно шли медленно, меня поджидали.
— Тут эта… Хмырь приходил. Игнатьев, что ли. Как бы извиняться, мол, он только пошутить хотел, — начал Женя.
— И что?
— Я ему сказал, что извинения не принимаются. Он и ушел.
— Ну да, когда ты его пинком проводил, — наябедничал Сеня.
— Я тоже пошутил, — отмахнулся Женя.
— Угу. Да так, что тот мордой в сугроб.
— Шутка это была, шутка.
— Шутка, — сказал и я.
Женя человек простой. Сильный. Пудовой гирей как мячиком играет. А главное — считает, будто я ему жизнь спас. Вот и старается отблагодарить. С каникул банку икры привез, трехлитровую, и осетровый балык. Он родом из Астрахани, Женя, у него мама главбух на рыбокомбинате. А сегодня решил за Ольгу заступиться. Ну, раз уж я такой робкий.
Я-то робкий, а вот Ольга — ни разу. Она, конечно, девчонка простая, и может месяцами не напоминать, что отец у неё первый секретарь обкома. Не напоминать, покуда об этом помнят другие. А так… Хорошо, если хмырь отделается сегодняшними броском да пинком. А то ведь глядишь, завтра за пьянку отчислят. А не пьет — за неуспеваемость. Это случается. Отчислят — и на весенний призыв, отдавать долги родине. Видно, хмырю это объяснили, вот и суетится.
В библиотеке я не задержался. В художественном отделе взял «Швейка», да и пошел. А у студенческого отдела встретил Яшу Шифферса со стопкой учебников. Библиотекарша отлучилась, и он ждал.
— Сдаёшь книги?
— Сдаю.
— С чего бы вдруг?
— Ухожу, вот и сдаю.
— Куда уходишь?
— Не куда, а откуда. Отсюда. Из института. Поучился, и хватит.
Я не удивился. Поговаривали, что сессию барон сдавал из упрямства. Доказать себе, что может.
Смог. А это было непросто: ходить на занятия после ночного дежурства, да не просто дежурства, а на «скорой», нелегко. Особенно если дежуришь дважды в неделю.
— Твердо решил?
— Тверже победита, — и, словно убеждая себя (ну не меня же), продолжил:
— Четвертый месяц на «скорой», теперь уже вижу точно — странно всё это.
— Что странно?
— Вот езжу я с доктором Николаем. Тридцать лет доктору, и опыт есть, и умение. Тоже подрабатывает, днём-то он в больнице работает, в шестой. А за смену я, шофер, зарабатываю больше, чем он. Не скажу, что намного, но больше. Ну, и смысл мне учиться шесть лет, чтобы зарабатывать меньше, чем сейчас? Понимаешь?
— Понимаю. А поступал зачем?
— По глупости. Кино насмотрелся, книжек начитался. И мать слушал. Матери очень хотелось, чтобы я доктором стал. Белый халат, шляпа и очки, здрасьте-пожалте. После армии чувство, будто любое дело по плечу, я и поступил. Сгоряча. Взял Казбек, и не знаю, что с ним делать.
— Курить, что ж ещё.
— Курить вредно для здоровья. Я за эти месяцы умотался сильно. В армии куда легче было, хоть и не легко. И потом все эти «Светя другим, сгораю сам…» Не для того меня мать родила, чтобы я сгорал на чужую потребу. Если каждый час вбивают про высокий долг, призвание, жертвенность — ясно, что хотят обмануть. А платить не хотят.
— Значит, будешь сгорать на скорой?