Зимний мастер

И вдруг приходит какая-нибудь маленькая, худенькая… ну, например, учительница. Начальных классов. И говорит: «Простите, если я не вовремя. Но нет ли у вас случайно слона? Понимаете, я очень люблю слонов. Я и сама немного слон, хотя так сразу и не скажешь. Но я иногда чувствую, что я вот такая… большая… И иду к реке. Медленно подхожу, набираю в хобот воды и… Простите, я говорю ужасные глупости, но я так устала говорить исключительно правильные вещи! Понимаете, я учительница…» — она смущается, а Юхан уже бережно достаёт из коробки, разгребая стружки, и вот он — маленький серебристый слон на широкой ладони мастера.

И пока учительница ахает, Юхан показывает ей ещё и мой шар со слоном, казалось бы — чего такого… слон… просто у него такие длинные ресницы.

«Выбирайте», — говорит Юхан, но она уже выбрала, да и он уже знает: «Беру обоих… конечно, ведь одному было бы скучно… целых два слона! Не может быть!»

И Юхан рассказывает мне вечером, в чьи руки попадают мои слоны, космические корабли и кофеварки. Кофеварки — это вообще моя слабость, и не только моя, потому что ёлочные шары с кофеварками раскупают быстрее, чем с велосипедами, а на велосипеды всегда стабильный спрос.

Я люблю кофе, он помогает работать почти так же, как и снег. Снег за окном — и на шарах расцветают одуванчики, вырастают сумрачные замки и танцуют грациозные носороги. Снега нет — и рисуешь санки с оленями по старым эскизам, как дурак… Вот в этом году тепло, снег пошёл всего три дня назад. Да и то — Юхан говорит, только возле моего дома.

За стеной снова музыка. Она как снег, как колючие льдинки. Стеклянная. Так красиво и холодно. У меня почему-то немеют пальцы. Что со мной? Неужели заболел? Нельзя, нельзя — в такое время! Спускаюсь на кухню, подкидываю дров в печь. Всё тепло должно идти ко мне на третий этаж, в мастерскую. Но почему я так мёрзну?

Надеваю шерстяные носки, ставлю кофе. Ничего, ничего — это просто я устал, работаю третий день почти без сна. Закрываю глаза и сижу так некоторое время… недолго… кажется, недолго. Вскакиваю, растираю руки — совсем онемели, пью кофе. Ну вот, кажется, легче. Главное — не расслабляться. Работа — лучший доктор! Я обмакиваю кисточку в краску и… что за чёрт. Краска загустела, кисть не набирает, а только мнёт её, как пластилин… что же это! Хватаю новый тюбик с краской — он ледяной, примерзает к пальцам, краска почти не выдавливается… Что случилось?!

Музыка всё громче, уносит меня, увьюживает. Поднимаю глаза — стена, за которой играет сосед, покрывается инеем.

Я бросаю свою работу, закутываюсь в толстый шарф и смотрю в окно. Снег летит большими хлопьями. Когда я закрываю глаза — кажется, он так и летит по внутренней поверхности моих век.

Когда я открываю глаза — на улице светло, в снегу носится длинноногая собака. Перед домом всё исчерчено цепочками следов — детских и взрослых, собачьих, птичьих. Небо серое, но светлое, нежное — снежные тучи ушли.

Спускаюсь в кухню — в печке еле тлеет последнее полено; надо же так заморозить квартиру! Сколько же я спал, да ещё в такое время?

Скорее, скорее!

Подкидываю в печку дров и бегу в мастерскую. Всё в порядке, странная болезнь прошла без следа. Руки работают как надо, и вот уже на первом моём шаре пляшет нарисованный огонь.

Наверное, потому что мне хочется скорее согреться, вся первая порция шаров — в каминах, кострах и свечках. Потом я принимаюсь за кофеварки, турки и чайники, чашки, вот и тарелка с дымящейся картошкой… что? Это я сейчас правда нарисовал на новогоднем шаре картофель? С луком! Совсем уже; пойду съем чего-нибудь.

Хлеб зачерствел, сыр засох, не режется, да и ладно — откусываю прямо так, торопливо прожёвываю, некогда, некогда! — и принимаюсь за слона, хорошо, что вспомнил о нём: он тоже большой и… тёплый. Спешу, тороплюсь… скорее! День бежит, сменяется ночью — я теряю счёт времени.

Бывают дни, когда ты не можешь нарисовать одну несчастную снежинку. А бывает — как сейчас, летит само! Я окончательно согрелся, и звон дверного колокольчика… кого там принесло, я работаю! Но отрываюсь от рисунка, спускаюсь по лестнице, трезвон не прекращается — пришедший уверен, что я дома. Да и конечно, куда ещё я денусь в декабре?

Может, это кто-то из покупателей — хоть и редко, но бывает, что они приходят именно ко мне. Таких очень мало, и я знаю каждого по имени. Но вообще продавец из меня никудышный, так что расписанные мною шары отправляются обратно к Юхану, в его магазинчик…

А, так это как раз от него — в дверях стоит Мика, знакомый мальчик. Он курьер у Юхана; в такое время стеклодуву некогда выходить из дома. А у Мики, кроме быстрых ног, невероятный дар аккуратности — он ни разу не разбил ни одной игрушки!

Сейчас он принёс мне новую порцию чистых шаров, пустых и ясных, как моя голова. Мне нужно собрать ему корзину готовых — пусть отнесёт обратно.

Мальчик отряхивает снег с ботинок, и я веду его наверх.

— Замёрз, Мика? — спрашиваю я его. — Что же ты в таких тонких ботинках, столько снега!