Зимний пейзаж с покойником

Я не помню, когда был тот случай —
Может, только что, может, давно.
Помню вечер промозглый, колючий,
И горящее в доме окно.
Все вокруг сыровато и глухо,
Дребезжит проржавевший карниз.
Неизбежна сегодня разлука,
Снова жизнь устремляется вниз.
Я на дождик теперь ноль вниманья —
Ни на что и глаза не глядят.
По законам естествознания
Ждать осталось минут двадцать пять…[1]

Пел он легко, несмотря на Димонову камеру и на то, что Арик, не мигая, глядел барду прямо в рот. Вдобавок совсем рядом, в соседней комнате, кто-то упорно возился. Еще бубнил там голос известного черного рэпера, кто-то встревал невпопад по-русски, и тихо, чувственно взвизгивала женщина. Съемка клипа шла под фонограмму. Стрекавин мог не обращать внимания на посторонние шумы. Он хладнокровно шевелил губами и изредка щурился.

– Отлично! – одобрил его Димон. – Знаешь, ты мне поначалу очень зажатым показался. Но ты, Игорь, молоток! Только улыбайся посексуальнее, побольше зубов кажи. Зубы-то в порядке?

– В порядке, – обиделся Игорь Петрович.

– Ну вот, пусть и зритель это как следует прочувствует. Помотай-ка головой, вроде бы тебе грустно… Класс! Теперь ложись на диван.

– Прямо с гитарой?

– А тут есть еще с кем? Ложись, ложись! Да не на живот, а наоборот. Класс!

Арик, увидев, что бард полез на белоснежный с позолотой диван, забеспокоился.

– Стойте, вы обивку запачкаете! – вскрикнул он. – Я сейчас что-нибудь подстелю. Береженого бог бережет.

Он порылся в комоде и нашел зеленое полотенце для ног. Игорь Петрович лег на полотенце и снова запел:

Нам осталась одна остановка
На трамвае, не помню каком.
С крыши голубь взлетает неловко,
Да буянят коты под окном.
Эх, сказать бы тебе все, что хочется, —
Слов горяч расписной каравай!
Гром колес наконец-то доносится:
Это едет последний трамвай.
По проспекту несется, безумец,
Ошалелый вечерний рогач,
Как Нептунов, искрится трезубец
И летит, как саврасовский грач…

«Он не знает, что я здесь. Это хорошо, – думал бард, перебирая струны; пел он автоматически – как-никак в этом году его популяр нейшему творению про трамвай стукнул двадцатник. – Но что он сделает, когда увидит меня здесь? И когда узнает, что Ульяна?.. Сказать ему сразу все, как есть, или помучить?»

Еще полчаса назад он никого мучить не собирался, но теперь самые дикие желания и планы забродили в его мозгу. Даже Можжин почувствовал это.

– Ага, глаз горит! – шумно радовался творец клипа.

Он приближал фокус камеры к лицу Стрекавина так, чтоб видны были лишь блестящие глаза барда и золотой завиток дивана.

Затем он потребовал:

– Ну-ка, Игорь, приподнимись! Еще, еще! Прижмись щекой к той вон шелковой хрени!

Игорь Петрович прижался и почувствовал, что бдительный Арик успел подложить на подушку бумажную салфетку. Он открыл рот, чтобы запеть, но тут же зажмурился: особняк производителя маргаринов основательно тряхнуло. Окна озарились слепящим огнем. Через секунду огонь стал редеть, меркнуть и рассыпаться розовыми искрами.

– Это Санька дурит, сынок Еськова, – пояснил Арик. – Пироман хренов! Как он дома, так у нас фейерверк.

– Такого сына я бы порол не переставая, – заметил Можжин. – Но плевать – мы профессионалы, работаем в любых условиях. Давай пой, Игорь!

И Игорь пел.

– Молодца! – веселился Можжин. – Теперь только на лестнице пару-тройку секунд доснимем – и по коням!

– Может, пивка? – предложил Арик. – У меня, а?

– Это само собой!

Для съемки на лестнице Арик включил люстру – целую груду лампочек, обвешанную хрустальными слезами. Теперь можно было как следует разглядеть холл. Оказывается, крупные, в облаках и березках, пейзажи красовались тут на стенах. Сам Арик тоже стал гораздо виднее со своей кудрявой шевелюрой и пронзительными карими глазками.

Бард ударил по струнам. Ступая с достоинством, то есть не афишируя рваную пятку, он громко запел:

Мы сейчас с ветерком откатаем
Наш последний совместный маршрут,
А потом разойдемся, растаем —
Только ангелы нас помянут!

Он очень хотел, чтоб его услышали в комнате с елкой. Он желал, чтобы оттуда высыпали те, кто там сидит, – все эти девочки с тонкими ножками на шпильках, все эти любители побренчать вилками у сильных мира сего. Пусть выйдет и сварливая дама, отмерившая творцам клипа полчаса, и он тоже пусть выйдет, ничего не подозревая. И вот тогда…