Глотки да крикнут!Очи да зрят!.. Но в ночи бытияОбры изникнут.Вижу, свидетельствую: то конец.Одр деревянный.Бражница мать. Доходяга отец.Сын окаянный.Музыка – волком бежит по степи,Скалится дико…Но говорю тебе: не разлюбиГорнего лика!Мы, человеки, крутясь и мечась,Тут умираемЛишь для того, чтобы слякоть и грязьГлянули – Раем!Вертят богачки куничьи хвосты –Дети приюта…Мы умираем?.. Ох, дура же ты:Лишь на минуту!..Я в небесах проживаю теперь.Но, коли худо, –Мне отворяется царская дверьСвета и чуда,И я схожу во казарму, в тюрьму,Во плащ-палатку,Чтоб от любови, вперяясь во тьму,Плакали сладко,Чтобы, шепча: "Боже, грешных прости!.." –Нежностью чтобы пронзясь до кости,Хлеб и монетуБедным совали из потной горсти,Горбясь по свету.ГРАД АРМАГЕДДОН1.…Всей тяжестью. Всем молотом. Всем дномДворов и свалок. Станций. Площадей.Всем небоскребом рухнувшим. Всем Днем –О если б Судным! – меж чужих людей.Всем слэнгом проклятущим. Языком,Где запросто двунадесять сплелись.Всем групповым насильем. И замкомАмбарным – на двери, где шавка – ввысьСкулит так тонко!.. безнадежно так… –Всем каменным, огнистым животом –Обвалом, селем навалился мрак,Сколькиконечным?.. – не сочтешь! – крестом.Мне душно, лютый град Армагеддон.Из твоего подвала – вон, на светРождаясь, испускаем рыбий стонВ январский пляс над головой – планет.Да, в метрике царапали: “Арма-геддонский исполком и райсовет…”Тех слов не знают. Им – сводить с умаГрядущих, тех, кого в помине нет.А я пацанка. Флажное шитьеДа галстучная кройка впопыхах.С вокзальных башен брызнет воронье,Когда иду со знаменем в руках.Так сквозь асфальт – слеза зеленых трав.Так из абортниц – мать: “Я сохраню!”Средь серп-и-молот-краснозвездных слав –Оставьте место Божьему огню…Но давит Тьма. Сменили ярлыки,А глыба катит, прижимает плоть.Ни напряженьем молодой тоски,Ни яростью ее не побороть.Ни яростью, ни старостью, – а житьНам здесь! Да здесь и умирать!На площади блаженный шепчет: “Пить”.И фарисей – неслышно: “…твою мать”.Нет жалости. В помине нет любви.Нет умиранья. Воскрешенья – нет.Ну что же, град Армагеддон, – живи!В пустыне неба твой горящий след.И я, в твоем роддоме крещенаЗлом, пылью, паутиной, сквозняком, –Твоим мужам бессильным я – жена,Да выбью стекла сорванным замком.Из гневных флагов котому сошью!Скитальный плащ – из транспарантного холста!Армагеддон, прости судьбу мою.Мне здесь не жить. Нет над тобой креста.Я ухожу, смеясь, в широкий мир.Кайлом и стиркой руки облуплю.Продута ветром грудь моя до дыр!Да ветер больше жизни я люблю.2.В горьких трущобах со сводами тюрем,В норах казарменной кладки,В острых дымах наркотических курев –Живо, наружу, ребятки!Сладкие роды. Сопливые бабы.Молот и серп – над локтями.Сдерните эти нашивки хотя бы –Рвите зубами, когтями!Очередь улиц на детоубийство,Бабы, занять опоздали.Черной поденкой вы плод погубили,Праздником – вновь нагуляли.Праздник-душа: демонстрация, флаги,Радио, зельц да вишневка,Да из бумаги навертим, бедняги,Красных гвоздик под “Каховку”!С этих дождей-кумачей забрюхатев,Выносив четкие сроки,В горьких трущобах рожаю дитятю,Жилисто вытянув ноги:Ну же, беги, несмышленый бубенчик,В Гарлем лабазов и складов,В ночи разъездов, где винный путейщикПеребирает нарядыБелых метелей, в дымы новостроек –Брызнули ржавые крепи!Режь головенкой солдатскою, стоек,Сцепки, и спайки, и цепи!Мать – обрекаю тебя я на голод,На изучение грамот,Где иероглифы – МОЛОТ И ХОЛОД –Спят в заколоченных рамах.Мать – я толкаю тебя из утробы:В нежном вине ты там плавал!.. –В гарь полустанков, в тугие сугробы,В ветра белесую лаву.Я изработалась?.. – Факел подхватишь.Быстро обучишься делу.…Картой Луны – потолок над кроватью.Мучась, ломается тело.Все я запомню. Сырую известку.Содранную штукатурку.И акушерку, что матерно-хлесткоБоль отдирала, как шкурку.Вышит на шапочке – крест ли багряный?..Серп-ли-наш-молот?.. – не вижу.Выскользнул сын из меня, окаянной.Ветер нутро мое лижет.Ветер, ломяся до сердца упрямо,Злые пустоты остудит.Здравствуй, лисенок мой. Я твоя мама.Пусть будет с нами, что будет.ДИТЯ ОВИДИЙ В БАНЕАх, баня… воды с высоты… и волчьи пламенные крикиЛюдей, чьи красны животы и дымно-кочегарны лики…Свод зелен – малахит тяжел – чрез пар тела горят огнями…И каждый – беззащитно-гол, шов на рубце, и шрам на шраме…Клубятся тел златых дымы… в подмышках – ужас угнездился…Мы – голыми – из чрева. Мы – наги – на ложе: кто влюбился.Мерцают потно: грудь, живот, и чресла – ягодою виснут…Мы люди. Всяк из нас – умрет. Нас в землю грязную затиснут –Не спросят, кто нас обмывал, кто в погребальные рубашки,Слепяще-чистых, наряжал… и так во тьме замрем, букашки,В дощатых длинных кораблях, сработанных по росту, точно…Ах, баня, мальчик вот, в слезах – он в зеркало глядит нарочно,Он видит!.. – амальгама – дрянь… сползает… отражает елеСтаруху, ржавую как скань, – она забыла в колыбелиСебя… и груди – козьи – врозь – девчонки рядом с ней… из чанаЛьет на старуху: друзу, гроздь, хрусталь и слиток, сон тумана,Гремящий ливень, водопад – воды?!.. из чана?!.. ЭТО – баня?!.. –Льет – жизнь, что не придет назад, – лови: морщинами, губами…Льет – слезы!.. Поцелуи – льет!.. Мальчонка, что на баб ты голыхТак пялишься?!.. раззявив рот, глядишь на них, парных, веселых?!..Им на тебя, пацан, плевать. Уж больно хороша парилка.Трет дочь мочалкой жесткой – мать. С гранитных плит крадет обмылки.Дрожит слезою меж грудей алмаз – у молодой. У старойЗад шире римских площадей, и задохнулась от угара,И ловит воздух черным ртом… Гляди, малец, как это просто –Вот так и мы как раз умрем, в парных клубах увидя звезды…Вот так – вон, в зеркале – гляди – обнимемся, застыв улиткой,В любви, – а там – пойдут дожди,Пойдут косящие дожди – к помывке собирай пожитки…И, плача, – невозвратный путь!.. – увидишь в амальгаме мыльной:Во тьме горит сосцами грудь, глаза, – а дале – мрак могильный…А дале, в духоте, во мгле – малек, два зуба, щеки – красны:Как банный пар навеселе, как меж грудей алмаз опасный,Ты верил в то, что жизнь прекрасна.ТЫ БЫЛ РЕБЕНКОМ НА ЗЕМЛЕ.АНКОР, ЕЩЕ АНКОР!..В табачной пещере, где дым, как щегол,Порхает по темным закутам,Где форточка, будто Великий Могол,Сощурилась мерзлым салютом,Где добрая сотня бутылей пустыхВ рост, как на плацу, подровнялась… –О, сколько штрафных этих рюмок шальныхЗа мощным столом подымалось!.. –Где масляных, винных ли пятен не счестьНа драной когтями обивке, –В каморе, где жизнь наша – как она есть,Не сахар, не взбитые сливки, –Один, человек на диване лежал,На ложе в ежовых пружинах,Тощой, востроносый, – ну чисто кинжал –Махни, и вонзается в спину…Он пьян был в дымину. Колодою картКонверты пред ним раскидались…Он выжил в слепом транспортере – то фарт!И пули за ним не угнались…Да только от воплей на минных плато,От крика тех танков горящихОн нынче в постель надевает пальтоИ мерзнет! – теперь, в настоящем…Ничем не согреться. Хлестай не хлестайПодкрашенную хной отраву…Яичница стынет. Полночный наш Рай.Ад прожит: красиво, на славу…Зазубрины люстры… Свечи мыший хвост…И Жучка – комок рыжемордый…Взы, Жучка!.. Ну, прыгай – и в небо до звезд,И в петлю: дворняги не горды!..Ах, дворничиха, ах, дворянка моя,Ну, прыгай же ты… через палку –Свеча догорает… а в кипе белья –Скелет, что пора бы… на свалку…Еще, моя Жучка!.. Анкор… эй, анкор!..Вот так-то, смиряйся, зверюга,Как мы, когда – из автомата – в упор,Пред телом веселого друга,Под глазом приказа, в вонючем плену,Над почтой, где очи… не чают…Полай ты, собака, повой на Луну –Авось нам с тобой полегчает…Ну, прыгай!.. Анкор, моя моська!.. Анкор!..Заврались мы, нас ли заврали –Плевать!.. Но в груди все хрипит дивный хор –О том, как мы там умирали!Как слезно сверкает в лучах Гиндукуш!..Как спиртом я кровь заливаю…Анкор, моя шавка!.. Наградою – куш:Кость белая, кус каравая…Мы все проигрались.Мы вышли в расход.Свеча прогорела до плошки.И, ежели встану и крикну: "Вперед!.." –За мной – лишь собаки да кошки…Что, Армия, выкуси боль и позор!А сколь огольцов там, в казармах…Анкор, моя жизнь гулевая,анкор,Мой грязный щенок лучезарный.ЮРОДИВАЯОх, да возьму черпак, по головушке – бряк!..Ох, да справа – черный флаг, слева – Андреевский флаг…А клубничным умоюся, а брусничным – утрусь:Ох ты флажная, сермяжная, продажная Русь!..Эк, тебя затоптал закордонный петух!Песнопевец твой глух, и гусляр твой глух:Че бренчите хмурь в переходах метро?..Дай-кось мужнино мне, изможденно ребро –Я обратно в него – супротив Писанья! – взойду:Утомилася жить на крутом холоду!..Лягу на пузо. Землю целую.Землю целую и ем.Так я люблю ее – напропалую.Пальцами. Звездами. Всем.Дай мне билетик!..Дай мне талончик!..Я погадаю на нем:Жить нам без хлеба, без оболочек,Грозным гореть огнем.Рот мой сияет – ох, белозубо!Жмурюсь и вижу: скелетРыбий, и водкою пахнут губы,И в кобуре – пистолет…Вот оно, зри – грядущее наше:Выстрелы – в спину, грудь,Площадь – полная крови чаша,С коей нам пену сдуть.…Эй-эй, пацан лохматенький, тя за штанину – цап!В каких ты кинах видывал грудастых голых баб?!Да, змеями, да, жалами, огнями заплетясь,Из вас никто не щупывал нагой хребтиной – грязь!Из вас никто не леживал в сугробном серебре,Из вас никто не видывал, как пляшет на ребре,На животе сияющем – поземка-сволота!..А это я с возлюбленным – коломенска верста –Лежу под пылкой вывеской харчевни для господ –Эх, братья мои нищие! Потешим-ка народ!Разденемся – увалимся – и вот оно, кино:Куржак, мороз на Сретенье, мы красны как вино,Мы голые, мы босые – гляди, народ, гляди,Как плачу я, блаженная, у друга на груди,Как сладко нам, юродивым, друг друга обнимать,Как горько нам, юродивым, вас, мудрых, понимать…Вижу Ночь. Лед.Вижу: Конь Блед.Вижу: грядет Народ –Не Плоть, а Скелет.Вижу: Смел Смог.Вижу: Огнь Наг.Вижу:Человекобог –Бурят, Грузин, Каряк.Вижу: Радость – Дым…Вижу: Ненависть – Дом!Вижу: Счастье… Над Ним –Огонь! и за Ним! и в Нем!Вижу: Разрывы. Смерть.Слышу: Рвется Нить!Чую: нам не посметьЭтоОстановить.Чучелко мое смоляное, любименький, жавороночек…Площадь – срез хурмы под Солнцем!А я из вьюги, ровно из пеленочек –На свет Божий прыг!.. А Блаженный-то ВасенькаПодарил мне – ревнуй, сопляк! – вьюжные варежки:Их напялила – вот ладошки-то и горячии,А глаза от Солнца круто жмурю, ибо у меня слезы – зрячии…Воля вольная,Расеюшка хлебосольная –Черный грузовик во след шиныПирожок казенный скинул –Дай, дай полакомлюсь!..Милость БожьяНа бездорожьи…Не обидь меня, не обидь:Дай есть, дай пить,А я тебя люблю и так –Ни за грош ни за пятак –Дай, дай поцелуйную копеечку…Не продешеви…Дай – от сердца деревянного… от железной любви…Черный грузовик, езжай тише!Пирожки твои вкусны…Я меховая богатейка! Я все дерьмо на копеечку скупила!Я все золотое счастие забыла,Я широко крестилаЧерное полеГрядущей войны.Дай, дай угрызть!..Жизнь… ох, вкусно…На. Возьми. Подавись. Мне в ней не корысть.…Лоб мой чистый,дух мой сильный –Я вас, люди, всех люблю.Купол неба мощно-синийЯ вам, люди, подарю.Вам дитя отдам в подарок.Вам любимого отдам.Пусть идет огонь пожараВолком – по моим следам.Заночую во сугробе.Закручу любовь во рву!В колыбели – и во гробе –Я – войну – переживу.И, космата, под вагономПродавая плоть свою,Крикну мертвым миллионам:Дураки! я вас люблю…Вы себя поубивали…Перегрызли… пережгли…Как кричала – не слыхали! –Я – о бешеной любви!..Но и в самой язве боли,В передсмертнейшем хмелю,Я хриплю: услышь мя… что ли…Кто живой… тебя — люблю…ФРЕСКА ВТОРАЯ. ВЕЛИКИЕ ГОРОДАДУХ БЕЛОГО ОФИЦЕРА ВЗИРАЕТ НА РОССИЮ НЫНЕШНЮЮЗемля моя! Встань предо мною во фрунт.Кинь тачки свои и тележки.Ладони холеные враз не сотрутНевольничьей острой усмешки.Дай гляну в сведенное мразом лицо:Морщинами – топи да копиДа тьма рудников, где мерзлотным кольцом –Посмертные свадьбы холопьи.Россия моя! Меня выстрел сразил,Шатнулся мой конь подо мною,И крест золотой меж ключиц засквозилСтепною звездой ледяною…И я перед тем, как душе отлететь,Увидел тебя, Голубица:В лазури – церквей твоих нежную медь,Березы в снегу, как Жар-птицы!Увидел мою золотую жену,Что пулями изрешетили,Узрел – из поднебесья – чудо-страну,Что мы так по-детски любили!Узрел – домны, баржи и грузовики,Цеха, трактора да литейки:Народ мой, страданья твои велики,Да сбросить вериги посмей-ка!Тебя обло чудище в клещи взяло –И давит суставы до хруста…И дух отлетел мой.И Солнце взошло.И было мне горько и пусто.За веру, за Родину и за ЦаряЛежал я в январской метели,И кочетом рыжим горела заряНад лесом, лиловее Гжели!А я полетел над огромной землей –Над Лондоном, Сеною, Фриско…Но вышел мне срок! Захотел я домой!..И вновь заискрились так близкоУвалы, отроги, поля во грязи…Вот – вымерший хутор: два домаВо яхонтах льдов – слез застылых Руси…Вот – в церкви – пивнушка… О, Боже, спаси:Знакомо все – и незнакомо!Детишки молитвы не знают… и такОтборным словцом щеголяют…Гляди же, душа, мой исплаканный зрак,На брата-ефрейтора, что, нищ и наг,В миру с котомой костыляет!На девок панельных. На хлестких купцов.На жирных владык в лимузинах.На черных чернобыльских вдов и вдовцов.В ночлежный декор магазинов.Не плачь, о душа моя, твердо глядиНа храм, что сожгли сельсоветы, –Теперь над ним чистые стонут дожди,В ночи – светляками – кометы…Гляди – вот под ветрами трактор гниет…Раскопы пурга обнимает…Гляди, о душа, – твой великий народБез Бога живот свой умает!Кто это содеял?! К ответу – кого?!..Я всех назову поименно.Я шашки и сабли рвану наголо –За Ад наш трехсотмиллионный!В толпе Вавилонской сплелись языки,Ослабились древние крови –Гляди же, душа, с межпланетной тоски,Как дула здесь наизготове!Ах, долго гремел репродуктор в пурге,Трепались в ночи транспаранты –Намаслен уж ствол, и винтовка – к ноге! –Опричники, тля, оккупанты…Так! Все, что здесь было, – великая ложь!Но, Боже! Я верую в чудоТвое! Я люблю тебя! Ты не умрешь,Красавица, кляча, паскуда,Век целый тащившая проклятый воз,Блудница, царица, святая, –И я, офицер, зревший кровь и навоз,Скитавшийся между блистающих звезд,Мальчонкой – к буранам седеющих кос,К иссохлой груди припадаю.***Не богиня… не гадина…И зачем еще жива…Отчего же мне не даденаЗОЛОТАЯ ГОЛОВА?..Я бы гладила ее медные блики,Золотые – ниткой – швы.Я б отбрасывала с ликаПряди золотой травы.Я б ощупывала ночамиГудящий золотой котел:Вот она корона,вот оно пламя,Вот он, золотой престол.Вот она, золотая слава –По трактирам, на путях;Вот они, скипетр и державаВ крепко сцепленных костях.ПАРИЖВода – изумрудом и зимородком,И длинной селедкой – ронская лодка,И дымной корзиной – луарская барка.Парижу в горжетке Сены – ох, жарко.В камине камня трещит полено –Пылает церковь святой Мадлены,Швыряет искры в ночку святую…Париж! дай, я Тебя поцелую.Я всю-то жизнешку к Тебе – полями:Где пули-дуры, где память-пламя,Полями – тачанок, таганок, гражданок,Где с купола – жаворонок-подранок…Бегу! – прошита судьбой навылет:Нет, Время надвое не перепилит!Рубаха – в клочья?!.. – осталась кожаДа крестик меж ребер – души дороже…Бегу к Тебе – по России сирой,Где вороном штопаны черные дыры,Где голод на голоде восседает,А плетью злаченою погоняет!Ты весь – бирюза меж моих ладоней.Сгорела я за Тобой в погоне.И вот Ты у ног, унизан дождями,Как будто халдейскими – Бог!.. – перстнями…А я и не знаю – что делать девке?Забыла русские все припевки.Лежишь, в мехах дымов – подо мною?! –Валюсь Тебе в ноги – сковородою –Где в стынь – расстегаи, блины, форели!Где реки – в бараньих шкурах метелей!А елки!.. а зубья кровавых башен!..Париж, наш призрак велик и страшен,Наш призрак – выткан по плащаницеСнегов – кровоточащей багряницей:На рельсах, скрепленных звездой падучей,Мужик – лоб во проволоке колючей…И ноги льдяны! И руки льдяны!Не счесть рябин в хороводе пьяных!А над затылком – доска пылает:“ЗЕМЛЯ, ТВОЙ ЦАРЬ ТЕБЕ ВСЕ ПРОЩАЕТ…”И я, Париж, у Креста стояла.И я завертывала в одеялоЛегчайшее – кости да кожа – тело.А пламя волос во пурге летело.А Ты… –из мерзлот, где сутемь да слякоть,Я так мечтала, сгорбясь, заплакатьНад жгучей жемчужиною Твоею,Над перстнем – розовым скарабеем –На сморщенной лапе старухи-Европы,Над кружевом – в прорези грязной робыНаемного века!.. над яркой бутылкойКупола Сакре-Кер!…над могилкойТой маркитантки, кормившей с ложкиСолдат в императорской, злой окрошке –О, где там парижский, а где там русский, –Лишь взор – от слез – по-татарски – узкий…И ветошь – к ране, и кружку – в зубы…Париж! неужели Тебе не люба –Я: руки – в масле, я: скулы – в соли:Чертополох на Твоем подоле!Пылинка, осколок полярной друзы –Я здесь, прорвавшая века шлюзыРазмахом сердца, сверканьем тела…Я так предстать пред Тобой хотела,Как мать калеки – пред Чудотворной!Мы, люди, – у Бога в горсти лишь зерна:Во вьюге брошена, проросла яСюда, где Мария Стюарт – молодая,Где мчится Шопен, в кулаке сжимаяКлючи от музыки, где немаяШарманщица плачет перед Ван-Гогом,А он ее угощает грогомИ в зимнюю шапку кладет монету!И прочь – с холстами – по белу свету!А Ты горишь за спиной – кострищем,Мой принц, Париж, что взыскуем нищим…Я в Нотр-Дам залечу синицей.Златым мазком мелькну в колесницеБеззвучного Лувра: картиной – крикну!..Зазябшей чайкой к воде приникну:Лицо, и шея, и подбородок –В Тебе, изумруд мой и зимородок,Фонарь мой – во мраке родных острогов,Оборвыш мой – у престола Бога:Гаврош – с гранатой – под левой мышкой…Париж. Я с Тобой. Не реви, мальчишка.Шарманщик играет близ карусели.А мы с Тобой еще не поелиКаштанов жареных…ВАГОНЫ. ВОКЗАЛВот они, вагончики,вагонишки мои…Дай, побуду миг путейщицею… дай…А снежки в меня свистят, будто соловьи,Разбиваются о каменной груди моей Рай.Райский Сад под ребрами, снежный Эдем.Голубая кровь – вдоль – по ледяным хвощам.Нынче я – путейщица.Мазута черный крем –На морды колес. Свеклу фонаря –в пар зимним щам.Низко кланяюсь винтам, молотком стучу…На вшивость испытую дырявый металл… –В шаль завернусь… – а лицо длинное – свечу –Так жгу в ночи, как алмазный кристалл!И от меня шарахнется обходчик-пьянь.И предо мной на колена – грузно – бродяга – бух!..Встань, мой лысый святой, лисенок драный,встань.Я люблю твою плоть.Я люблю твой дух.И пусть мне буфетчица-подушка глотку пухом заткнет.И пусть меня малюта с дубинойили Ангел с ружьемК стенке – толкнет,тряпкой – сомнет,сапогом истопчет, как лед,И пусть это видит мой народ,с которым мы – вдвоем:Под брюхом мертвого вагона –мигает красный фонарь –И молот – в кулак, в другой – резак, кривой ятаган,И ноги рогаткой:целься, народ!Стреляй, народ!Жарь!Бей дуру-обходчицу, вашу мать,по ребрам и ногам!Выбей, выколоти ейРай – из груди!Выжги под сердцем звезды!Вымажь в крови!А после – в рот ей монету –за обход – заплати!..………………………………………………………….Эх вы, вагонетки, вагончики мои…СМЕРТЬ РЕБЕНКА ПУТЕЙЩИЦЫ МАРИНКИНи кружки, что – к зубам стучащим. Ни примочек.Во мраке – золотым крестом: не будет ни сынов, ни дочек.Вокзал горит. Снега дымятся прахом. Светлая соляркаЗимы – горит. Ни шишки золотой еловой. Ни подарка.Ни соски за пятак. Ни первых поцелуев.Горит. Все: ноги, грудь, живот – горит напропалую.Сколь поезд здесь стоит?..…Локомотив меняют?!Горит вокзал. Луна над ним горит. В одно соединяютПожарища. Куда?! Куда я с ним подамся – с комом жара:Вертеп, лечебница, ночлежка, ресторан?! – я им не пара.Сбивает ветер с ног. Култук? сарма? шелонник?.. или… –Горит сынок мой весь. Крест на его могилеСама вкопаю – я! То город… или бездна поля?..Горит зенит. Горят кресты снегов. И Божья воляНа все. Заплатят за уборку зала ожиданья – хватитНа домовинку: пятьдесят на тридцать. Пусть лежит:на марлях и на вате,На иглах кедров, на колоколах-снегах заимок енисейскихи распадковТарбагатайских… – да на шкурах тех волков,что так любились сладкоНа злой реке Иркут… а твой отец беспалый,Суглобый машинист, в ночи считает шпалы,Девятую сочтет – на день девятый вздрогнет кожей,До сорока дойдет – в ладони зарыдает: Боже…Горит!………………..Уже остыл. Пеленки как грязны. Я отстираю.Я отслужу. Я отплачу. Я вниду в двери Рая.И там, где Петр Святой, смеясь, звенит тяжелыми ключами,Я припаду к тебе, сынок веселый и живой,и мелко затрясусь плечами,А ты на облаке стоишь. Беззубый. Топчешь Солнце голой пяткой.…Ты просто убежал домой. Туда. На небо. Без оглядки.ГРАД-ПРЯНИКОх, Град-Пряник, я дошла к тебе, дошла.Перед телом белым расступилась мгла:Паровозы загудели славу мне,Даль еловая раскинулась в огне!И сквозь лузганья вокзальных всех семян,Через визги, через песню под баян,Через все скрещенья православных рельс,Через месяц мусульманский, через крестТо ли римский, то ль мальтийский, Боже, то ль –Через всю тебя, слезы Байкальской боль!.. –Через гулы самолетов над башкой,Чрез объятия, черненные тоской –Через пепел Родин, выжженных дотла –Ох, Град-Пряник, золотые купола,Стены-радуги искристые твои!Деревянные сараи – на любви,Будто храмы на Крови! и пристанейВдоль по Ангаре – не сосчитать огней!А зеленая ангарская водаГлазом ведьминым сверкает изо льда.А в Казармах Красных не сочту солдат.Окна льдистые очьми в ночи горят.И на пряничных наличниках резных –Куржака узоры в иглах золотых,А на проводах сидящий воробей –Лишь мороз взорвется!.. – канет меж ветвей…Ох, Град-Пряник, – а далече, между скал,Меж мехов тайги – лежит Бурхан-Байкал,Сабля синяя, монгольский белый нож –Косу зимнюю отрежет – не уйдешь…Синий глаз глядит в отверженный зенит:Марсом рыбка-голомянка в нем летит,Омуль – Месяцем плывет или звездой –В нежной радужке, под индиго-водой!..Да нерпенок – круглоглазый, ввысь усы –Брюхо греет среди ледяной красы,Ибо Солнце так торосы дико жжет,Что до дна Байкала льется желтый мед!..Ох, Град-Пряник!.. Я дошла: тебе мой стон.С Крестовоздвиженской церкви – зимний звон.Лязг трамваев. Голубиный громкий грай.Может, Град мой, ты и есть – Господень Рай?!Я работницей в любой горячий цехТвой – пойду! – лишь из груди сорвется смех,Поварихою – под сводами казарм,Повитухою – тут волю дам слезам…А на пряничных, резных твоих стенахНарисую краской масляной в сердцахГоремычную, простую жизнь свою:Всех зверей в лесах, кого кормлю-пою,Всех детей, которых я не родила,Все дома мои, сожженные дотла,Все созвездья – коромыслом на плечах –Как объятия в несбывшихся ночах,Как мужских – на миг блеснувших – тяжких рукЗа спиной во тьме всходящий Лунный круг,То зерцало Оборотной Стороны,Где смолою – до рожденья – стыли сны…ГРАД БИРЮЗОВОГО БУДДЫЦзанг-донн… Цзанг-донн…Из морозных похорон –Хвост павлина. Ночь сапфира.Видящее Око Мира –До ядра Земли дыра,Во льду нерпичья нора…Упаду на колени… Милый, бедный мой Будда.В Иволгинском дацане, дура, вымолю чуда –Поседелая баба!.. успокоиться где бы!.. –Снег по-старомонгольски вниз посыплется с неба…Ах, мой гладенький Будда, из нефрита сработан, –Ты сними дождевик мой, оботри мои ботыОт грязюки, налипшей на солярковых трактах,Излечи от осенней – дождевой – катаракты!..Ты любовник был чей-то, царский сын Гаутама…Я погибла, мальчишка, я скажу тебе прямо.Я в болоте судьбинном знала кочки и броды,Да мужик придорожный глянул в душу с испода.А мужик-то – эх, Будда!.. – жердь, юродивый олух,Площадной он художник – не учился он в школах:Расписует он ложки, шьет для лам гладко-бритыхЯрко-алые куртки! мастерит из нефритаТолстобрюхие нэцкэ, чечевичные четки –Да на рынке в морозы с ними пляшет чечетку:Раскупайте, сибирцы, Гоби высохший пряник,Продаю за снежинку… за табак да за стланик…За ледовую пулю колчаковских винтовок…За бруснику-кислушку автобазных столовок…За зеркальный осколок декабристских трельяжей,За шматок облепихи!.. За верблюжию пряжуЗабайкальских метелй, – ах, мой Будда, а я-то –С ним – навытяжку – рядом, наподобье солдата!Он базарный художник!.. торговал он и мною,Моей шкурой лошажьей, омулевой спиною;Мне пощечину утром как влепил – я запела,Нож надел мне на шею – я и снять не успела…Будда!.. Ты, Шакьямуни!.. Помоги!.. РаспласталасьЛягушонком в дацане, видишь, бью я на жалость:Вся любовь человечья – это створки перловиц,Больно рвем их, осклабясь, ловим жемчуг былого,А о будущем – жмурясь!.. позаткнув крепко уши!.. –Не видать и не чуять, на вдыхать и не слушать,Только знать, что Любовник был с Любовницей вместеНочь одну, две ли ночи, – дольше – много ли чести!..Будда!.. гладкий пупок твой, пятки – ртом я горячимПростегаю!.. над нежной маской смерти – заплачу:Зри своим Третьим Глазом – я не Белая Тара!Колдуну-малеванцу я, мой Боже, не пара…Я сезонка, поденка. Бельевая корзина.Я железнодорожка. Мое имя Марина.Я с путейцами – водку. Я с обходчиком – чаю.Твое, Будда, рожденье в феврале отмечаю!..Будь здоров!..……………….умоляю… пособи мне, щербатый…Ты же можешь, Майтрейя… мы – твои все козлята…сделай так… чтобы я с ним на постели сплеталась…чтоб без запаха красок во припадке металась…чтоб он в кружке монгольской мне заваривал мяту…чтобы жил без меня он – как на камне распятый,а Звезда ледяная ему печень клевала…чтоб ему было мало… – все меня!.. – было мало…всю-то жизньку-жизнешку, всю судьбу-то-судьбишку –до того, как гвоздями заколотят мне крышку, –слышишь, ты, доходяга, медный, прозеленелый?!,. –Я люблю его душу.Я люблю его тело.Ты прости, Гаутама,мальчик, если позволишь –Я тебя поцелую!..…Я целую – его лишь.Цзанг-и-донг – на морозе.Четки-слезы струятся.Куржаком не обвиться.Никогда не родиться.Никогда не расстаться.ГРАД КРАСНОЗВЕЗДНЫЙПятиконечная, прорезанная в снегу – кровавыми ступнями,Пятисердечная, истерзанная когтисто-острыми огнями,Остекленело вязь считающая венца кровей – под микроскопом! –И чистокровной – стопку ставящая, а инородцев – в топку, скопом, –Остервенелою духовностию хлестающая скотьи спины,Над башней танка — златокованною главой – глядящая чужбины,Ну что, Столица, ночь сжирающая горящей смертью небоскреба, –Война! Молися, умирающая, у красномраморного гроба.…Я пришла к тебе, я пришла к тебе, скарб крылатый приволокла на горбе.Щенком доползла: зубами – за кумач. А старухи в церкви мне бормочут: не плачь.То ли еще грянет. Земля загудит. Саранча из расщелины земной полетит.Металлические стрекозы. Стальные пауки. Ржавые гусеницы – толще руки.Накипь белых глаз хлынет через край. На снегу пластаясь, крикну: не стреляй!Ведь она живая, нечисть-война. Она в красный Мир, как сука, влюблена.А, да ты Москва! – на исходе дня – куском снега в горло – спаси меня;А, да Краснокаменная – на исходе зла – прими работяжку без рода-без угла:А и все богатство – мертвый сын в земле, примета особая – шрамы на челе,Ладони – в мозолях; сожму – что деньга, твердые!..…Война. Брусничные снега.…Да мы революцьями сыты – вот так. Заелись. Отрыжка – дымамиВонючих атак. Красный выкинут флаг. И белый – сквозит между намиРыдающим Ангелом. Прет броневик в морозную тьму – кашалотом.Живая, Война!.. Зверий сдавленный крик. И люди слепого полета.Сгущенки, тушенки, – забиты склады! Кто оптом купил – содрогнется.Ах, пороты у Революций зады, и розга соленая гнется…Что, пули, что, дуры?! Над ухом свистит. Дверь выбита молотом тела.Я прячусь в подъезде. Я вижу: горит все то, что плясало и пело.Кому, Революцья, ты нынче жена?! Под куполом, в мыке коровьем,На палец тебе нацепил Сатана кольцо – еще теплое, с кровью.…Господь, а я-то тут при чем?!.. Я сибирячка.Я здесь укладчица, раздатчица, кухарка и прачка.Могу твои рельсы мыть, Град Краснозвездный.Могу в собачьей электричке жить ночью морозной.Могу скопить двадцать рублей – и помолиться на мясо в столовойКонсерватории: а наверху – орган гудит, серебряно-дубовый!..Я б пошла, в ноги поклонилась тому органу:Пусти меня в себя жить!.. – да ведь мне не по карману…А на улице – шапки мерзнут. Звезды с Кремля навеки сняли.Коли меня убьют – кто вам споет о любви и печали?!..…Это все перевернулось, в Красный Узел затянулось:Танки и броневики, мертвое кольцо руки.Флаги голые струятся. Люди в ватниках садятсяУ кострища песни петь, в сажу Космоса глядеть.В черном мире, под Луною, под Звездою ЛедяноюКто-то хочет Первым быть, кто-то – с губ улыбку пить.У костра стою. Старею. Водку пью и руки грею.Революция. Война. В небе – мать моя Луна.Лик тяжелый поднимаю. На работу опоздаю.Видишь, мать моя, – живу. Видишь, – нить зубами рвуНа тулупе, что залатан той заплатою крылатой,Где перо к перу — года: здесь. Сейчас. И никогда.МАЛЬЧИК С СОБАКОЙ. НОЧНОЙ РЫНОК– Тише, пес мой сеттер!..Очень сильный ветер…Нос твой – ветер жадно пьет,Хвост твой – ветер бьет и бьет…Собака моя, собака –Рыжий Огонь из мрака…Я – Мрак тобой подожгу!..…Не смогу.Темные флаги на землю легли,Плоть городскую укрыли.А в снеговой ювелирной пылиРынка врата – будто крылья.Ночью смыкаются эти крыла.Крытые спят павильоны.Днем тут держава войною прошла –Грубых сапог батальоны.Следом от шины впечатался ПутьМлечный – в поднебесья деготь…Рынок! Тебе зацепился за грудьПтичий обломанный коготь –Вот он, малявка, пацан, воробей, –Смерть надоели подвалы,Где среди взрослых и грозных людейШкетья судьба ночевала!Шел он да шел, без суда, без следа,Сеттер к нему приблудился…Рынок! Пристанище ты хоть куда,Коль ты щенятам сгодился!Сбить на морозе амбарный замок –Плевое дело, игрушка!..Пахнет свининой застылый чертог,Медом, лимоном, петрушкой…Запахов много – все не перечесть!..Ящик – чем хуже перины?!..Сеттер, огонь мой, – скулишь, клянчишь есть,Носом толкаешь корзину…Все здесь подъели, в прогнившей стране.Все подмели подчистую.Всю потопили – в дешевом вине –Голода силу святую.Гладит малец одичалого пса.Тесно прижмутся друг к другуВ ящике из-под хурмы… Небеса,Сыпьте арахисом – вьюгу!Сыпьте им яркою радугой – снег,Сахар капусты – с возов и телег,Кровь помидоров – из бака!..Медом стекает по скулам ночлег…В ящике, маленький, спи, человек,Спи, заревая собака.ДЕВОЧКА С МАНДАРИНОМ. ВЕЧЕРНИЙ РЫНОКЭто крайняя – я – за лимоном стояла!..Вот глаза ледяные – синее Байкала,Косы из-под платка, что рыбачьи канаты,И все швы на дерюге пальтишка разъяты;Кочерыжка, горбушка, птенец, восьмилетка, –Поднабита людьми рынка ржавая клетка,Все со службы – час пик! – каблуки не источишь,А туда же! – стоишь: мандаринчика хочешь…И распахнуты синие очи иконноНа купюры, на смерч голубей заоконных,На торговку златой мандаринной горою,На лица ее булку,на море людское!В кулачонке вспотевшем зажаты копейки…Ты, проталина вешняя, дудка-жалейка,Заплати – и возьми! Тонкокорый, громадныйОхряной мандарин – и сожми его жадно,Так зажми в кулаке, чтобы кровь стала капать,Чтобы смог сладкий плод на морозе заплакать –По тебе, истопницына дочь, замухрышка,Сталеварного града сухая коврижка.ТОРГОВКА ШКУРАМИ НА ИРКУТСКОМ РЫНКЕ ЛЮБАА вот лисы, а вот лисы, а вот зайцы-волки!..Мездру мороз прошивает кованой иголкой,Меха иней зацелует сизыми губами, –Не горжетка то – ослеп ты: пламя это, пламя!..Звери рыскали по лесу. Дитяток рожали.Целясь, очи потемнели! Локти задрожали!..…А теперь зверье – гляди-ко! – рухлядь, красотища!..Закупи – и вспыхнешь павой, а не мышью нищей,Шею закрути лебяжью лисьими хвостами –Пусть мужик твой, жмот и заяц, затрясет перстами,Затрусит на снег монеты из мошны совецкой:Вот он мех колымский, кольский, обский, соловецкий,Вот – куничий да соболий, искристый, богатый,На руках торговки Любы во пурге распятый, –Рвите, рвите, налетайте, по дешевке сбудуВыпивохам да пройдохам, черни, сброду, люду,А не наглым иноземцам с масленым карманом,А родной толпе дремучей,хвойной, дымной, рваной.***Маленькой нищенке Нижнего Елене Федоровне…моя ненастная паломница по всем столовкам да по хлебным.Моя нетленная покойница – о, в кацавейке велелепной.Моя… с котомкой, что раззявлена – нутром – для птиц: там злато крошек!..Моя Владычица, раздавлена любовью всех собак и кошек…Живая, матушка, – живущая!.. Ты днесь во чье вселилась тело?..С вершок – росточком, Присносущая, катилась колобком несмелым.Неспелым яблоком, ежоночком, колючим перекати-полем… –Дитенок, бабушка ли, женушка, – и подворотней, как престольем!.. –Ты, нищенка, ты, знаменитая, – не лик, а сморщь засохшей вишни, –Одни глаза, как пули, вбитые небесным выстрелом Всевышним:Пронзительные, густо-синие, то бирюза, то ледоходы, –Старуха, царственно красивая последней, бедною свободой, –Учи, учи меня бесстрашию протягивать за хлебом руку,Учи беспечью и безбрачию, – как вечную любить разлукуС широким миром, полным ярости, алмазов льда, еды на рынке,Когда тебе, беднячке, ягоды кидала тетка из корзинки:Возьми, полакомись, несчастная!.. А ты все грызла их, смеялась,Старуха, солнечная, ясная, – лишь горстка ягод оставаласьВ безумной жизни, только горсточка гранатиков, сластей, кровинок, –И плюнул рот, смеяся, косточку на высверк будущих поминок,На гроб, на коий люди скинутся – копейкой – в шапку меховую…Учи, учи меня, кормилица, ах, дуру, ах, еще живую…ПЕСНЯОх, Расея моя, Расея.Головою – о край стола…Каменея, горя, леденея,О, куда б от тебя ушла?!Горевая твоя простудаИ чахоткин, с подхрипом, рык…Средь зверья твоего и людаРасплескался мой жалкий крик.Задери головенку: страшно!..Коли страшно – к земле пригнись…Вот они, кремлевские башни, –Им, кровавым, да поклонись.Ты из вервия мне свивалаСети, петли, мешки, хлысты…Ты поземками целовалаПо-над грудью моей – кресты!Но я землю рвала ногтями!Ела падаль твоих полей!Снег твой мечется меж горстямиСирым клекотом журавлей!И, на нежном пригорке стояПо-над Волгою в синем дыму,Я молюсь – твоей красотою –За вкусивших твою тюрьму!За тебя проклявших, бежавшихВо заморских быков стада,За любимых, друг друга сжавшихПред прощанием – навсегда, –Как в горсти – да твою землицу…Я люблю тебя, я люблю:Мне любовь та, Расеюшка, снится,Но плюю, хриплю – во хмелюНенавидящем,пламя сеяВоплем, дланью, нутром, очьми:Ох, Расея моя, Расея,Заполярной совой косея,Всей кандальною Гипербореей –Всю свободу мою возьми.МАРИНА, ПРОДАВЩИЦА СВЕЧЕЙ…А на улицу выйду – и лупят снегаПо щекам, по плечам, по рукам!У девчоночки в черном больная нога:Чуть хромая, проходит во храм.То Марина идет, продавщица свечей.Сивцев Вражек возлюбит ееЛишь за то, что глядела она горячей,Чем глаголит о том Бытие.Пусть монеты играют на грязном столе!Пусть свечные молчат языки!Продавщица свечей на холодной Земле,Дай нам свет из костистой руки.И тогда близ груди мы его понесем,Загадаем, чтоб долго горел…Ни себя, ни любимых уже не спасем.Со свечою пойдем на расстрел.Со свечою пройдем, в колыбели двух рукСохраняя дитя от ветров…И не страшно уже напророченных мук.Мир стальной обнажен и суров.А Марина стоит за церковным столом,Раздавая негаснущий свет,И, дрожа, ее пальцы исходят теплом,Словно диски далеких планет.И когда ее руки расхожую медьОбменяют на стволик свечи, –Я пойму, что не так тяжело умереть,Как без пламени – выжить в ночи.ФРЕСКА ТРЕТЬЯ. БЛАЖЕНСТВА***Упорному – упорство,Коверному – позерство,А мне – Великий постЛюбви: до смертных звезд.БОЯРЫНЯ МОРОЗОВА…И розвальни! И снег, голуба, липнет сапфирами – к перстам…Гудит жерло толпы. А в горле – хрипнет: “Исуса – не предам.”Как зимний щит, над нею снег вознесся – и дышит, и валит.Телега впереди – страшны колеса. В санях – лицо горит.Орут проклятья! И встает, немая, над полозом саней –Боярыня, двуперстье воздымая днесь: до скончанья дней.Все, кто вопит, кто брызгает слюною, – сгниют в земле, умрут…Так, звери, что ж тропою ледяною везете вы на судТу, что в огонь переплавляла речи! и мысли! и слова!И ругань вашу! что была Предтечей, звездою Покрова!Одна, в снегах Исуса защищая, по-старому крестясь,Среди скелетов пела ты, живая, горячий Осмоглас.Везут на смерть. И синий снег струится на рясу, на персты,На пятки сбитенщиков, лбы стрельцов, на лица монашек, чьи чертыМерцают ландышем, качаются ольхою и тают, как свеча, –Гляди, толпа, мехами снег укроет иссохшие плеча!Снег бьет из пушек! стелется дорогой с небес – отвес –На руку, исхудавшую убого – с перстнями?!.. без?!.. –Так льется синью, мглой, молочной сластью в солому на санях…Худая пигалица, что же Божьей властью ты не в венце-огнях,А на соломе, ржавой да вонючей, в чугунных кандалах, –И наползает золотою тучей собора жгучий страх?!..И ты одна, боярыня Федосья Морозова – в мируВ палачьих розвальнях – пребудешь вечно гостья у Бога на пиру!Затем, что ты Завет Его читала всей кровью – до конца.Что толкованьем-грязью не марала чистейшего Лица.Затем, что, строго соблюдя обряды, молитвы и посты,Просфоре черствой ты бывала рада, смеялась громко ты!Затем, что мужа своего любила. И синий снегСтруился так над женскою могилой из-под мужицких век.И в той толпе, где рыбника два пьяных ломают воблу – в пол-руки!.. –Вы, розвальни, катитесь неустанно, жемчужный снег, теки,Стекай на веки, волосы, на щеки всем самоцветом слез –Ведь будет яма; небосвод высокий; под рясою – Христос.И, высохшая, косточки да кожа, от голода светясь,Своей фамилией, холодною до дрожи, уже в бреду гордясь,Прося охранника лишь корочку, лишь кроху ей в яму скинуть, в прах,Внезапно встанет ослепительным сполохом – в погибельных мирах.И отшатнутся мужички в шубенках драных, ладонью заслоняГлаза, сочащиеся кровью, будто раны, от вольного огня,От вставшего из трещины кострища – ввысь! до Чагирь-Звезды!.. –Из сердца бабы – эвон, Бог не взыщет,Во рву лежащей, сгибнувшей без пищи, без хлеба и воды.Горит, ревет, гудит седое пламя. Стоит, зажмурясь, тать.Но огнь – он меж перстами, меж устами. Его не затоптать.Из ямы вверх отвесно бьет!А с неба, наперерез ему,Светлей любви, теплей и слаще хлеба, снег – в яму и тюрьму,На розвальни… – на рыбу в мешковине… – на попика в парче… –Снег, как молитва об Отце и Сыне, как птица – на плече…Как поцелуй… как нежный, неутешный степной волчицы вой… –Струится снег, твой белый нимб безгрешный, расшитый саван твой,Твоя развышитая сканью плащаница, где: лед ручья,Распятье над бугром…И – катят розвальни. И – лица, лица, лицаЗасыпаныСребром.ЧЕЛОВЕК С ТОПОРОМВо мраке — гарьмышьей свечи.Хвост фитилямертв, поджат.У зеркала — мужик.Его сердце стучит.Перед ним на столевещи лежат.Простые вещи:спичечный коробок,синий, как сапфирСоломонова кольца.Банка с солью:соль любит Бог.Да мыло — мытьгрязь лица.Еще перед нимлежит топор.Топор,серебряная зима.Смерть своровать!.. –поет дивный хор.Жизнь своровать!.. –не хватит ума.Как во тьмечеловек одинок.Как во тьме –молится топору.И глядит на него с небесодинокий Бог.И шепчет человек:нет, я не умру.И шепчет человекодинокий стих,последний стиходинокой земли:“Блаженны нищие духом,ибо их… ибо их…” –Ибо их есть Царствие.А мы – не смогли.ВИДЕНИЕ РАЯУйди. Не стой со склянкой надо мной.Я вижу, вижу драгоценный Рай земной –В берилле неба – яблоки церквей!..Летит в сугробы манна голубей!..Павлина гладит стриженый Малец,У Матери персты – в огнях колец,Полынным сеном пахнет жаркий хлев,И лижет ноги ей смиренный лев!..Все пять хлебов уж муравьи едят…Прекраснейшие женщины летят.В зенита бирюзу, и груди ихПылают сластью яблок наливных,И на серебряных тарелках площадей –Хурма, гранаты, – денег не жалей,А денег нет!.. Сожгли!.. И даль светла,И светят обнаженные телаКострами, и бенгальскими свечьми,Лампадами, – о, счастье быть людьми…Уйди!.. Я Рай впиваю наяву:Озер сапфиры, детски нежную травуИ охристую ржавчину лесовОсенних, и рубины туесов, –Там дикая малина холодна,Там ягодное счастие вина…А солнца тел над лесом на закатПревыше журавлей, крича, летят,И затаил Малец дыханье: ох,Гляди, павлин, – то золотой сполох!..Там муж жену целует сотни лет –Уста, запястья, в жемчугах браслет,Снега ланит растают под рукой,Живот застынет льдяною рекой,Но дождь во чрево брызнет золотойПодземной, поднебесной красотой!..Так вот какая ты, любовь в Раю –Тебя в лицо я, плача, узнаю…А звезды там ручные!.. В зимний кругСобьются – и берут огонь из рук:Клешнястый Рак и бешеный Телец,Баран – царь среди звездочек-овец,Две Рыбы – Трилобит и Целакант,И Скорпион – хвостатый музыкант,И пылкий Лев, и льдистый Козерог –Огонь едят и пьют!.. Огонь у ног,Огонь в руках моих, – я их пасу,Зверей родных, – во огненном лесу,И я стою, охвачена кольцомОгня! Лоб стянут огненным венцом!..И горным хрусталем улыбки – рот:Там человечья плоть в огне поет,Там человечья плоть поет в земле!..Там папоротник светит на стекле –В мороз – цветком купальской радуги!..Уйди.Я Рай люблю. Я сплю с ним на груди.Не суй во пересохшие устаМне снадобий, где соль и кислота.Не хлопочи – с намоченным тряпьемК виску. Мы все когда-нибудь умрем.Я не хочу в подвальную юдоль.В битье посуды. В водочную боль.В больницы, где на лестницах лежат.В плакатный красный яд и детский мат.Уйди. Ступай обратно в черный Ад.А я – в Раю. Мне нет пути назад.НИЩИЕ. ФРЕСКАДоски – зубом струганные; А в угрюмый, чадный зал,Столы – домовинами. Где дымы и смрад,Ноги, птицы пуганые, Над тряпьем и над тазамиКрючатся, повинные. Ангелы летят.Это – у нищих – Они льют горний свет,Пир горой. Льют огнем – любовь –Дырой во рту светит, свищет На латунь мертвых рыб,Каждый второй. Колеса хлебов,Крыльями свисают На затылков завиток,Лохмотья с голых плеч. Лысин блеск и дрожь,Хлебом слиплым На захлестыВ Божью печь Заплат,Всем придется лечь. На зеркальный нож,А сейчас – зуб вонзай На трущобную вонь,В корку прокопченную: На две бороздыИз кувшина хлебай Белой соли – двух слезВоду кипяченую! Сохлые следы;Ах, по руку правую И вот, выхвачены изМужик сидит, нахал. Замогильной тьмы,Под космами катается Горят факелы лиц,Белка его опал. Пылаем лбами – мы!А под грязной мешковиной Мы весь век – во грязи.На груди горит Мы – у бьющих ног.Верно, с бабы скраденный Ангел, братец, налей.Небесный лазурит. Выпей с нами, Бог.Плачет, бородой трясет… Били вкривь. Били вкось.Близок жизни край… Били в срам. Под дых.От себя кус отщипни Дай, обгложем мы костьИ ему подай. Милостынь своих.А по руку левую – Мир плевал в нас, блажных!Тащит медный таз Голодом морил!Нищенка с серебряными Вот размах нам – ночных,Монетами глаз. Беспобедных крыл.В тазу плещется вода – Вот последнее нам счастье –Для помывки ног Пустой, грозный зал,Нищему, который всех Где, прижавшись к голяку,Больше одинок. Все ему сказал;Кругла таза камбала! Где, обнявши голытьбу,Тонка брови нить! Соль с-под век лия,Будет ноги ему мыть. Ты благословишь судьбу,Воду эту – пить. Где твоя семья –Будет лытки синие Эта девка с медным тазом,Пылко целовать, ряжена в мешок,Будто ниткой жемчуга Этот старик с кривым глазом,Их перевивать. с башкою как стог,И в тазах, дырявых мисках, Эта страшная старуха,Ящиках разбитых, что сушеный гриб,В зеленых бутылях, Этот голый пацаненок,В решетах и ситах чей – тюремный всхлип;Волокут на столы, Этот, весь в веригах накрест,Валят на дощатые от мороза синь,Хлеб из масляной мглы, То ли вор в законе, выкрест,Потроха распятые! то ль – у церкви стынь,Крючья пальцев дрожат! Эта мать – в тряпье завернутНоздри раздуваются! неисходный крик! –Рот – раз в тыщу лет Ее руки – птичьи лапки,С бутылью сливается! Ее волчий лик;Этот пир – он для нас. Эта нищая на рынке,В ушах ветер свищет. коей я даюВ тысяче – летье раз – В ту, с ошурками, корзинку,Наедайся, нищий. Деньгу – жизнь мою;Ты все руку тянул?! И рубаки, и гуляки,Улыбался криво?! Трутни всех трущоб,Масла брызг – между скул. Чьи тела положат в раки,Попируй, счастливый. Чей святится лоб, –Чуни из тряпья стегал?! Вся отреплая армада,Щиколку – в опорки?!.. Весь голодный мир,Жизнь в моленье сжигал Что из горла выпил яду,О замшелой корке?! Что прожжен до дыр, –Жег клопиный матрац И любить с великой силойВысохшей спиною?!.. Будешь, сор и жмых,Попируй в миру лишь раз Только нищих – до могилы,Ночью ледяною! Ибо Царство – Их.ТРОИЦАЯ вижу их в той комнате холодной,За той квадратной льдиною стола:Художник, вусмерть пьяный, и голодныйНатурщик, – а меж них и я была.Натурщик был в тельняшке. А художник,С потрескавшейся верхнею губой,И в реабилитации – острожник,Во лживом мире был самим собой.Брал сельдь руками. Песню пел. И смелостьИмел – щедра босяцкая братва –Все раздавать, что за душой имелось:Сожженный смех и жесткие слова.Натурщик мрачно, будто под прицелом,Сурово, скупо, молча пил и ел,Как будто был один на свете белом –Вне голода и насыщенья тел.Свеча в консервной банке оплывалаИ капала на рассеченный лук.И я, и я меж ними побывала.И я глядела в жилы желтых рук.И я глядела в желваки на скулах.И скатерть я в косички заплела…Морозным ветром из-под двери дуло.Дрожал пиджак на ветхой спинке стула.Звезда в окно глядела белым дулом.…И я – дите – в ногах у них уснула.…И я меж них в сем мире побыла.ЛЮБОВНИКИ НА СНЕГУИсклевано нищее телоКлювами белых кур.Ты этого так хотела,Пацанка, дура из дур.Ты этого возжелала –Одежды в сугроб – чешуейСодрать! И плоть запылалаВ ночи – багряной змеей.По горло выстывший городЛежит в голубых песцах.О счастье – пребыть нам,голым,В рожденье, в любви, в гробах.В шубеночках – нас хватают,В кофтенках – ведут к стене…На льду – я нага, святая:Живот – в золотом огне!И ты, мой сужденный, смелый,Как ты богатырски наг!Ты плакал – белее мела –В расстрельных, прощальных снах…Ладонь, искусана вьюгой,На мышце выжжет печать…Мишенью звездного кругаНагому сердцу стучать.Жужжите, вы, злые пули.Мы – “яблочко” хоть куда.Снега, как в рога, в нас дули,Нас резали поезда.Но в этой земле загиблой,В крутящейся дуроте,Лежим на снегу нагие,Как те герои, как те… –О, мало ли юродивых,Слепя зубами, скреблосьПо лику Земли спесивой,По злату осенних кос?!Никола да Нострадамий,Да Ксенька, да Жанна, та… –И кто там еще – за нами,Где зверия чернота?!Под черепом тьмы взошедшей,Луны, бегущей как мышь,Лишь выживет – сумасшедший,Спасется – блаженный лишь.И, батюшка наш Василий,В сугробе грея ступни,Наслал бы Крестную силуНа голых телес огни.Да, мир! Гляди! Мы – нагие!Да мглы. До дна. До Креста.Уже не родимся другие.Господнего нам перстаНе внять слепому указу.Снег хлещет струей молока –О, мимо рта, мимо глаза!.. –В голодные те века…А мы обнимемся пьяно.Власы текут горячо.Под ветром черным, буяннымЦелую твое плечо.И в корке ржаных торосовОсколком Зимней Войны,Двойным, слепящим, как слезы,Навек мы запечены.ВАРЬЕТЕЖемчужными ногами – из-под цветной копны!Кругами да бегами! – А хохоты слышны!..Несут питье густое и пряную еду…Долой одежды – стоя! – дрожат на холоду…Девчонки вы, печенки, – да с тыквами грудей, –От ног крутых и тонких, мужик, похолодей!..Музыка водопадом сдирает с кожи пот…Танцуйте до упаду – авось оно пройдет,То Квазимодо-Время на глиняных ногах,Что взял себе в беремя малец на костылях:А он плясать не может, он видел Гиндукуш…Плесни мускатом в рожи, канкана красный туш!..Слизни-ка соль, красотка, с воздернутой губы…Пляши – швырнули б “сотку” из гула голытьбы!Да только те бояре, сощурясь, зрят канкан,Да будто на пожаре, толкают в пасть банан…Танцуй, танцуй, Галина!.. А Сонька, ты чего?..А скулы как малина!.. А в бисере чело!..Колготки рвутся с хрустом, на зраках пелена –Веселое искусство,Веселая страна!Веселые девахи, до тайников мокры, –Танцуйте вы на плахе, танцуйте до поры:Сей танец – не работа, сей грозный карнавалВас до седьмого пота за гроши убивал!Целованы – по пьяни, в исподнем – из больниц,Танцуйте, Кира, Кланя, в виду кабаньих лиц!..У попугаев ара наряды не пестрей…Оттанцевать – до жара… и в “скорую” – скорей…А трубы – нету сладу!.. Табачный воздух рвут!..Танцуйте до упаду – авось они пройдут:Краснознаменны годы, казарменны гудки,Фланговые народы с дрожанием руки…Там будут псы и кошки и каждый – сыт и пьян…Танцуйте, длинноножки, для них блатной канкан!В роскошестве погибнем, да в пиршестве помрем,А все же спину выгнем и рому отхлебнем!И выбежим! И спляшем – во вьюгах площадей,Среди кремлевских башен, среди родных людей –И спереди, и сзади – все в лентах и цветах! –Краснознаменны бляди –Любашки, Верки, Нади –Задрогнув, при параде,С улыбкой на устах.ITALIAMIA…Через снега – сугробы – погорельство:-Милый.In Te la vita mia.Пусть эта жизнь до дна – до пепла – мимо:In Te la vita mia.А как без кожи?! – без судьбы?! – спрямилаТа наковальня, где меня схватилаРука такого Златокузнеца, что – Боже!.. –Я из железа в золото вобьюсь, похоже,В матерью ту, из коей – звезды самосветят…Какой великий в мире ветер.И ни за что… – за все богатства, царства, злата мира…IN TE LA VITA MIA.СТАРАЯ ОФЕЛИЯАнне БарковойСедые пряди по лицу. Седые пряди.Все ближе, девочка, к венцу – ты при параде.Ты из комодной дерни тьмы, из тьмы пропащей –Навесь на шею жемчуга, на черепашью.Ты помнишь, деревянный Бог, метель Печоры?!..Мотают медных пуль клубок герои, воры.Идут ко рву – спина к спине. И, иже с ними,Над ними в тучах, как в огне, в полярной сини,Ты – ты раздатчица одна; одна в баракеМолельщица за всех; жена верней собаки;Одна – грязна, как сотни шлюх; одна – подковойЗамерзлой согнута, крестом Голгофы голой!Ты залпы слышала. Твой мозг не помрачился.Крепка, железна, гордый гвоздь. В тебя влюбился… –Да кто?!.. – никто. Сухою лапой пыль буфетаСметешь. Одна. Зимой. В пальто. Рыдай – ПРО ЭТО.Накапывай в седой хрусталь посмертной стопкиПолярной ночи Жерминаль, полярной топкиТо крематорное вытье, тот вой волконский –Трех отроков в пещи житье – в той, Вавилонской…И пей! И рюмку опрокинь над совьей глоткой!Гляди, какая стынет синь по околотку –Кровавый Марс в седом окне… хвощи мороза…Ну, помяни. Ну, увеличь ночную дозу…За всех, кого любила ты в гробах мерзлотных!Буфет играет витражом, ножом голодным.Дыряв халат. Принять бы яд. Уйти, не мучась.Три Парки за окном стоят и вьюгу сучат.Не ссучилась. Не предала. Блажени, ради…Седые пряди через лоб. Седые пряди.ПРОЩАНИЕ ВОЗЛЮБЛЕННЫХВ ладонь тебя целую – чтоб сияла!..А в губы – чтобы никогда… никто…На общежитское слепое одеялоОт холода положено пальто.На плитке стынет чайник обгорелый.Кинотеатр в окне – страшней тюрьмы.И два нагих, два полудетских тела –В ночном нутре, в седом жерле зимы.О Господи! – не приведи проститься –Вот так, за жалких полчасаДо поезда, – когда глядят не лица,А плачуще – глазами – небеса…Когда вся жизнь – авоською, горбушкой,Двумя билетами в беснующийся зал,Газетным оловом, больничною подушкой,Где под наркозом – все сказал…Но дай, любимый, дай живое тело,Живые руки и живую грудь.Беда проехала. И время просвистело.И выживем мы как-нибудь.Мы выживем – в подземных перелазах,Отчаянных очередях,Мы выживем – на прокопченных базах,Кладбищенских дождях,Мы выживем – по всем табачным клубам,Где крутят то кино!..Мы выживем – да потому, что любим.…Нам это лишь — дано.БАЯНИСТ ПОД ЗЕМЛЕЙБелые копья снегов в одичалую грудьНавылет летят.Льдом обрастает, как мохом, мой каторжный путь!Стоит мой звенящий нарядКолом во рдяных морозах! Хозяин собакНе выгонит, пьян, –Я же иду по ночам в лихолетье и мрак:Туда, где баян.Скользок и гадок украшенный кафелем мирПодземных дворцов.Вот сталактиты светильников выжгли до дырГазеты в руках у птенцов.Вот закрывается локтем несчастная мать,На грязном граните – кормя…Мир, дорогой, я тебя престаю понимать, –Поймешь ли ты мя?!Тихо влачусь под землей по широким мостам –Гранит режет взор,Мрамор кроваво-мясной, кружевной, тут и там,Мономах-лабрадор!Господи, – то ли Карелия, то ли Урал,А то ли Эдем, –Только, Исусе, Ты не под землей умирал –Где свет звездный: всем!..Руки ковшами, долбленками тянут из тьмыМальцы, старики…В шапках на мраморе – меди мальки… Это мы –Наши щеки, зрачки!Мы, это мы – это мой перекошенный ротУ чеченки с мешком…Вдруг из-за царской скульптуры – как песня хлестнетКрутым кипятком!Баянист, гололобый, беззубый, кепчонку надвинь –Сыграй мне, сыграй:“На сопках Маньчжурии” резкую, гордую синь,Потерянный Рай.“Зачем я на свет появился, зачем меня матьРодила…” – и марш золотой,“Прощанье славянки”, ту землю, что будет пылатьПод голой пятой!..Мни в руках и терзай, растяни, обними свой баян,Загуди, захрипи,Как ямщик умирал, от мороза и звезд горько пьян,Во широкой степи!Как колечко венчальное друга неслышно просилЖене передать, –Баянист, пой еще, пока хватит и денег и силБлиз тебя постоять…О, сыграй мне, сыграй! Все, что мерзнет в карманах, – возьми!То мусор и смерть.Ты сыграй мне, как молния счастия бьет меж людьми –Так, что больно глядеть.Руки-крючья целуют, клюют и колотят баян,Руки сходят с ума –Роща отговорит золотая, и грянет буран,Обнимет зима…А вокруг – люди шьются-мелькают, как нить в челноке,Пронзают иглойАдский воздух подземки, наколку на тощей руке,Свет над масляной мглой!О, сыграй, пока море людское все бьет в берегаНебес и земли,Пока дедов баян все цепляет худая рука,Люстр плывут корабли!..Играй, мой родной! Играй! Он пробьет, черный час.Он скует нас, мороз.Играй, пока нищая музыка плещет меж насПотоками слез.Играй. Не кончайся. Стоять буду год или векУ шапки твоей, следя то прилив, то отливЛюдской, отвернувшись к морозному мрамору,тающий снег – из-под век –Ладонью закрыв.ФРЕСКА ЧЕТВЕРТАЯ. БАРХАТ И НАГОТА***Живую страсть – пожрать, украсть,Жестоким хлебом смять.Железный зуб, слепая пасть,А счастья – не видать.Все только спать и жрать хотят,Когтями душу рвут.А тех – любви слепых котят –Не помнят, как зовут.ДОМ ТЕРПИМОСТИ НА ВОСТОКЕ. СОНЭто сон. Молю, до срока ты его не прерывай.…………………………………………………………Дом веселый на Востоке. Ночь и снег. Собачий лай.Токио… Иокогама… Не Нанкин и не Шанхай…В круге – с веерами – дамы. Сямисен, сильней играй.От курильниц дым – бараньей шерстью крутится во мгле.На столе сидит, печальный, мой ребенок на земле –Девочка… вся голяком… на пальцах ног – глаза перстней…Ноги скрещены – кузнечик. В окруженье пчел-огней,Скрючив ножки, восседает, а ладони жжет ситар;Все сильней она играет, – веселися, млад и стар!..Ее раковина вскрыта. Розов, черен жемчуг там.И живот ее – корыто жрущим, жаждущим устам.Как глядит темно и кротко стрекозиным блеском глаз.И на шее – лишь бархотка. То владычицы приказ.От курильниц ввысь восходит дым, лимонником виясь.Ты нашел меня в притоне. Так глотай со мною грязь.Мы с тобой в последнем танце. Рвешь рубаху мне, и грудьТыкается – мордой зверя – в грудь твою, как в зимний путь.Холод. Тьма. Берешь зубами ты – брусничину сосца.Танец живота – вот пламя. Мой живот страшней лица,Мой живот лица угрюмей. Слезы катят по немуИ стекают по волосьям в щель, во впадину, во тьму.Мне туда покласть бы руку. Жемчуг в пряди воплести.Благовоньями залить бы срам – до крови, до кости.Руки ты мне на лопатки – двух безумных щук – кладешь,Чтоб нырнули без оглядки в океан, где дым и дрожь.Ты искал меня в трущобах. Там, где я полы мела.Где лопатила сугробы. Где, пьяна, под дверь леглаКабака с луженой глоткой да с хромой ноги пинком.Плоть вылизываю живу – всю – мозольным языком.Вот я. Жмись. Танцуй мне ярость. Горе вытанцуй до дна.Я терпимости царица. Я терпельница одна.До тебя – я в стольких выла глотки раструбом глухим.До тебя – я стольких мыла мылом черным и слепым.На горбу худом таскала – к Иордани – по снегам…Перед Буддою стояла – так!.. – к раздвинутым ногамОн моим – приблизил медный, соляной, зеленый лик…Я была девчонкой бедной. Вся душа сошла на крик.Как-то надо было злато добывать из-под полыНищих туч, ветров богатых, – из карманов зимней мглы…Вот и стала я расхожей, медной тварию земной.Потанцуй со мной, мой Боже. Потанцуй, прошу, со мной.Разорви мешок платяный ты до срама, до конца.Напилась сегодня пьяной я – до радости лица.Ты нашел меня, седую, на огромной жизни дне.Ты узнал меня, святую, – так забейся же во мне!Стань сребряной, дикой рыбой! Ног развилку разожму.Втиснись – раскаленной глыбой. Влейся – кипятком – в дыму.И – вживись, вонзайся, вбейся, и – вбивайся, молоток,В доски чрева, где – упейся!.. закурись!.. – весь мир, жесток,Похоронен!.. Так, любимый! Корчись! Жги! Втанцуй в меня –Вглубь и втемь – навеки – мимо – танец ЧИСТОГО ОГНЯ!Чтоб омылась, освятилась мгла пещеры – от плевков!Под брюшиной – закрутились сотни острых языков!Вы!.. бездарные товарки!.. вылупляйтесь, зрите, жри… –…те огни, постыдны, жарки, что по бедрам вверх – гори!..Вверх по животу, по ребрам, по груди, все вверх и вверх –До лица дошел твой танец! До лица, где дикий смех!Так сцепились наши чресла! Так спаялись, что – руби!А лицо в любви воскресло. Ты лицо мое люби.Ты лицо мое, любимый, пей, кусай, сжигай, вбирай,Чтобы Божий сок незримый перехлынул через край,Чтоб людишки задрожали, гости – деньги, рюмки!.. – дрызнь,Чтобы мы с тобой рожали в танце – будущую жизнь,В древнем, бешеном и властном, Солнца слаще, звезд светлей!..А не сможешь – жизнь напрасна.Нож.Убей.Не пожалей.Вот он, нож – в моих чернявых, густо вздетых волосах.Вот он, танец мой кровавый, красный камень на грудях –В доме дыма и Востока. В дыме снега. В саже тьмы.Это сон. Больнее тока. Горше воли и тюрьмы.Солью – веки – разлепляю. Соль – в узлах железных вен.Только девочка нагая щиплет нежный сямисен,Ноги тонкие раздвинув, кажет раковину мне,Жемчуг жадной жизни вынув, растворив дотла в вине.Только рот твой в рот мой входит.Только сердце в сердце – сцепь.…Только запах страсти бродит, будто ветер дышит в степь,А любовь моя горячей катит солью по виску.И в подушку плачу, плачу, плачу – сколько на векуСуждено мне плакать………………………………………………“ДЕЖНЕВ” (СКР-19). МЕДВЕДИЦА НА ЛЬДИНЕ. ОСТРОВ КОЛГУЕВПрицел был точным и неистовым.Полярной ночи встало пламяНад сухо прозвучавшим выстрелом.И мачты глянули – крестами.