Зимой змеи спят

Дверь тут же гостеприимно открылась, и приятный женский голос из скрытого динамика сказал:

— Вы на лечение?

— Да, — сказал Ставров, чувствуя кожей живота рукоятку пистолета.

— Пройдите, пожалуйста, направо, доктор Ултимов вас сейчас примет…

Ставров вступил в небольшую переднюю, где на стенах висели морские пейзажи.

Насколько ему удалось определить, картины были подлинные. Справа была дверь из матового стекла. Когда Георгий оказался перед ней, она услужливо раскрылась перед ним, как створки большой красивой раковины. Ставров вошел и оказался в некоем подобии приемной. Посреди комнаты стоял низкий журнальный столик, на котором была навалена груда комп-кубиков и компакт-дисков с веселенькими обложками — видно, для отвлечения посетителей от мыслей о предстоящих муках.

Вокруг столика стояло несколько одинаковых мягких кресел, а в стене был встроен глубокий шкаф с раздвигающимися дверками, где, видимо, следовало вешать верхнюю одежду.

Голос из скрытого динамика, очевидно, заменявший доктору Ултимову медсестру и секретаршу, объявил:

— Входите в кабинет и садитесь в кресло, пожалуйста.

Георгий огляделся и обнаружил в углу самую обычную деревянную дверь. Он толкнул ее и испытал некоторый шок, увидев прямо перед собой хищную конструкцию, назвать которую таким обычным словом, как «кресло», просто не поворачивался язык. Что ж это они, зубодеры, за полвека не могли придумать чего-нибудь более эстетичного?..

Зубоврачебные дела Ставров не мог терпеть с детства.

В небольшом светлом кабинете никого не оказалось. Что-то явственно щелкнуло, и откуда-то сверху полилась мягкая, успокаивающая мелодия. Видимо, она была предназначена для того, чтобы смягчить тот психологический удар, который пациенту наносил вид аппарата для лечения зубов.

Ничего не оставалось делать, кроме как вскарабкаться на это подобие голгофы самому, не дожидаясь повторного приглашения. Не стоять же пень пнем посреди кабинета!.. И уж тем более — не стрелять же в доктора, едва он появится в кабинете!.. Месяц назад Георгий, наверное, именно так бы и поступил, потому что считал, что стрелять надо или сразу, или вообще не стрелять. Теперь же, прежде чем выстрелить, он старался понять — а за что, собственно, он лишает жизни очередную жертву из своего списка? Заслужил ли этот человек смерть от его руки или нет?..

Конечно, это было довольно глупо. Какая разница, нравился человек Ставрову или нет, считал он его виновным в предательстве или нет, негодяй это был или отличный парень?.. Всех этих людей все равно приходилось убивать, и не потому, что они вызывали у Георгия неприязнь или даже ненависть, а потому, что так было надо. И, тем не менее, для него это стало как бы игрой: перед тем, как убить, попытаться составить свое мнение о том, кого же он убивает и за какие грехи…

Словно он испытывал самого себя: а хватит ли у тебя бесчеловечности, чтобы убить такого жалкого, слабого и, в сущности, не повинного в тяжких грехах человека?

Хватит ли у тебя силы воли, чтобы заставить себя разрядить пистолет в упор в того, кто, может быть, по случайности, а может — и по ошибке оказался занесенным в твой список?..

До сих пор — хватало, потому что доктор Ултимов был в списке Ставрова последним.

Георгий откинул голову на спинку кресла и попытался представить себе, как этот Станислав Михайлович Ултимов может сейчас выглядеть. Его интересовало не лицо — фото Ултимова было запечатлено в памяти Ставрова, как в надежном сейфе. Его интересовало, как Станислав Михайлович ходит, разговаривает, смеется — если, конечно, смеется вообще… Это был какой-то даже извращенный интерес, но ничего с этим Георгий не мог поделать.

Сзади стукнула дверь, от чьего-то быстрого передвижения повеяло ветерком в затылок, и глуховатый голос сказал:

— Прошу извинить за то, что заставил ждать. Просто я как раз лежал в ванне, когда вы пришли…

Вот и хорошо, подумал Ставров, поворачивая голову. Есть такая традиция — помыться перед смертью и надеть чистое исподнее…

Дантист оказался старше, чем ожидал Георгий. Ему уже было за пятьдесят, но был он еще моложав и строен. Высокого роста, с уверенными точными движениями и лишь слегка тронутыми сединой волосами Станислав Михайлович напоминал не того классического дантиста из рекламного ролика, полвека назад пропагандировавшего зубную пасту «Бленд-а-мед», а этакого отставного полковника спецназа. Что ж, подумал Ставров, так нам еще легче!..

— Сильно болит? — сочувственно осведомился доктор, набрасывая белоснежный халат поверх легкого домашнего одеяния, являющего собой нечто среднее между спортивным костюмом и пижамой.

Георгий неопределенно повел головой. Изображать невыносимые муки он вовсе не собирался.

— Ясно, — сказал Ултимов и пошел к раковине мыть руки.

Интересно, один он дома или здесь еще кто-то есть? Впрочем, разве это имеет значение? Допустим, на выстрелы сбегутся встревоженные домашние — так неужели ты не сможешь уйти от них? Смешно… А если придется при этом кое-кого из них отправить, вдогонку дантисту, на тот свет — ты сможешь? По принципу: сказав «а», можно перебирать дальше весь алфавит?..