Зимовка на «Торосе»

Не успели еще наши промерщики как следует отдохнуть, как с Челюскина пришло сообщение, что самолет Ф. Б. Фариха вылетел по маршруту Усть-Таймыр — Боневи — Стерлегов — Диксон. У нас погода была вполне летная, но на западе туман рассеивался весьма нехотя. Часа через два над «Торосом» пронесся «СССР Н-120» и скрылся в западном направлении, а еще через двадцать минут ко мне на палубу радист прислал записку:

«Н. Н., похоже, что самолет опять заблудился в тумане, не долетев до Стерлегова. Что ему сообщить, если будет запрашивать о погоде?».

На самолет передали, что «Торос», если нужно, готов к его приему, и на площадке зажгли большой дымовой сигнал. Скоро самолет действительно закружился над бухтой и, сделав посадку, подрулил к «Торосу». Из машины вышел Фабио Брунович Фарих.

— Ну вот, опять здравствуйте! Не могу пробиться через проклятый туман. Хоть волком вой, а тут в машине несчастный больной — у него целый ряд глубоких ран от операций, а вместо необходимого покоя я таскаю его то по воздуху, то по зимовкам. Устраивайте, Николай Николаевич, больного как только можно лучше… ведь какой, право, человек: в этакой маяте ни звука жалобы — стиснет зубы и молчит.

Положение больного было настолько тяжелое, что его нельзя даже было перекладывать на носилки. На борт «Тороса» его доставили на брезенте и уложили в каюте Виктора Александровича.

— Благодарю, — чуть слышным голосом проговорил больной, когда оказался в теплой комнате, — извините, пожалуйста, за беспокойство, да… что же делать.

Мы постарались сделать для этого человека все что можно, но состояние его было таково, что, кроме стакана чая и покоя, «Торос» не мог ему больше помочь ничем. Нужна была операция, а для ее выполнения мы не имели ни места, ни приспособлений, ни инструментов.

На следующий день началась пурга. Ф. Б. Фарих то нервно ходил по кают-компании, то лежал на диване, стиснув зубы. Его волнение было больше чем понятно. Жизнь человека зависела от скорости доставки его в больницу, а тут приходилось сидеть и ждать «у моря погоды».

— Чорт! Ведь машинища-то какая. Попробуйте с ней ткнуться куда-нибудь на неровную площадку — все разлетится вдребезги, и вместо спасения одного будет убийство восьмерых. Будь сейчас легкий самолет — полетел бы в самое пекло.

— Что же делать, Фабио Брунович. Запасайтесь лучшей арктической добродетелью — терпением. Рано или поздно, но погода ведь поправится.

Ф. Б. Фарих только рукой махнул.

— Жди ее, поправки, а тут бедняга Кузнецов без моей помощи успеет перелететь, только не в больницу, а на тот свет.

Поздно вечером 26 мая, когда большая часть обитателей «Тороса» спала крепким сном, меня вызвал к себе радист.

— Николай Николаевич, по уставу я хочу сделать очень серьезный проступок, но… видите ли… бывают обстоятельства… Вот Фарих не спит, погоду ждет, а сегодня день его рождения; я получил до десятка телеграмм для него с поздравлениями. Я не должен был говорить вам — телеграммы ведь частные, но… сделать бы что-нибудь, а то уже больно тоска его заедает.

— Хорошо, что сказал! Это не проступок — ты и сам это знаешь.

В тишине в кают-компании был накрыт стол. Сергей Павлович приготовил легкий ужин. Рядом с прибором Ф. Б. Фариха была положена стопка поздравительных телеграмм. Когда за стол уселись приодевшиеся из числа неспавших еще торосовцев и экипажа самолета, я пригласил в кают-компанию «новорожденного». Фабио Брунович был видимо так удивлен неожиданным его чествованием, что на время забыл о своей тоске.

На следующий день самолет «СССР Н-120» смог достигнуть острова Диксона. Больной врач Кузнецов, попав в хорошую больничную обстановку, сравнительно быстро справился со своей болезнью и снова вступил в строй советских врачей.

Едва самолет покинул бухту Ледяную, как к нам прибыли новые гости. Я уже упоминал о том, что во время триангуляционных работ в заливе Бирули нашим ревизором Иваном Кузьмичом Кошелевым были обнаружены значительные месторождения слюды. О находке мы сообщили на мыс Стерлегов, где базировалась геологическая экспедиция Главсевморпути под руководством П. В. Виттенбурга. Маститый геолог и полярник решил лично обследовать место нашей находки и приехал на «Торос» на собаках. Во время путешествия П. В. Виттенбург повредил себе ногу и теперь вынужден был в течение нескольких дней отлеживаться у нас на корабле.

Наш гость знал Арктику и ее историю едва ли не лучше всех своих современников. Связанный в своей деятельности в течение многих лет с Академией наук, П. В. Виттенбург знал лично многих из наших и зарубежных исследователей Арктики, и его рассказы о их работе собирали по вечерам в нашей кают-компании полную аудиторию слушателей.