Первые разработки в в области темпоральной физики велись ещё в начале двадцать первого столетия. Правда, технологии работы со временем были безумно дороги, а главное – держались в строжайшем секрете, составляя нечто вроде коллективной собственности сильных мира сего.
Как выяснилось, путешествия в прошлое – они оказались всё-таки возможны, правда, недалеко и ненадолго – далеко не самое интересное занятие. В частности, изменять историю с последствиями для настоящего оказалось бесполезным делом: время упруго смыкалось и поглощало все изменения. Правда, из прошлого можно было вытаскивать всякие вещи и даже людей. Но желающие разжиться оригиналом «Моны Лизы» или живой Мерилин Монро довольно быстро перевелись.
Куда более перспективным оказались разработки в области искусственного времени. Эта технология позволяла получать отображение на временную ткань любых участков пространства, а также материальных объектов. При желании можно было скопировать себе хоть весь земной шар, причём для себя одного – это был «вопрос бабла». Цена такого удовольствия, правда, по первости была немалой: всего состояния Пенсова не хватило бы для вступления в этот сверхзакрытый клуб. Его привлекли в качестве оформителя новых миров: как выяснилось, помимо работы ландшафтных архитекторов, в искусственных мирах необходима была и искусственная история. Можно было нарисовать солнце, но двигаться по небу его можно было заставить только введением соответствующего сценария. То же касалось смены времён года, колебаний климата, да и вообще всего.
Дементий взялся за новое дело и репутации своей не уронил. Первый же его хронодинамический сценарий – «Тёплый год в Норвегии», с пресным океаном и итальянской зимой – вызвала фурор среди элиты. «Сахара в снегу» была эстетской игрушкой, зато «Юг Франции» стал абсолютно коммерческим продуктом, растиражированным во множестве вариантов и до сих пор остающимся самым востребованным из всех его произведений в этом жанре.
Понятное дело, что Пенсов вовсе перестал интересоваться земными делами. Тем более, что синхронизация его жизни – протекающей в различных хронокольцах с разным ходом времени – и земной историей становилась всё более сложной.
Меж тем, на Земле дела шли скверно – причём чем дальше, тем хуже. Человечество стояло в полушаге от новой мировой войны, когда элита, наконец-то договорившаяся между собой, открыла темпоральные технологии для всех. Способы создания жизнеспособных миров тоже были отработаны, так что практически каждый человек мог получить в своё распоряжение новое небо и новую землю.
Тут-то всё и кончилось.
Где-то года за полтора население Земли безо всякой войны уменьшилось на треть: все бросились осваивать новые миры, куда более оборудованные для веселья. Население хроноколец насчитывало от одного человека до нескольких тысяч: более многочисленные сообщества быстро разваливались. Исключением стали несколько связанных между собой миров, которые потом стали называться «технологическими», а их население – технологистами. Населённые фанатиками точного знания, они пошли по пути максимального ускорения научно-технического прогресса, для чего ввели у себя запредельно высокую скорость собственного времени. Очень скоро технологисты настолько далеко ушли от остальных людей, что превратились в обособленную ветвь человечества. Правда, они не отгораживались от не столь продвинутых собратьев по расе и исправно снабжали их всякими полезными устройствами и приспособлениями. Причём снабжали бесплатно или почти бесплатно. Злые языки говорили, что технологисты это делают примерно это из тех же соображений, из которых домохозяйки отдают нищим ношеное бельё – «самим ни к чему, а выбрасывать жалко» – но их никто не слушал: слишком уж хороши были новые штучки. В частности, необходимость работать исчезла навсегда: все мыслимые и немыслимые работы выполняли всякие технические устройства.
Когда до оставшихся на Земле окончательно дошло, где именно намазано мёдом, единому человечеству наступили кранты. На старой планете, неторопливо плывущей через Галактику, остались жалкие остатки некогда великой расы, в основном религиозные фанатики, по каким-либо причинам считающие хронотехнологии греховными и небогоугодными. Все остальные просто разбежались.
Больше всего от этого выиграло искусство.