Зирн без охраны, дворец Дженгик горит, Джон Вестерли мертв

— Боюсь, что на данный момент это невозможно. Но вы можете оставить сообщение. Господь бесконечно милостив и честен, и я уверена, что Он рассмотрит вашу проблему, как только у Него выдастся время, и сделает то, что сочтет справедливым и благим. Знаете, Он просто чудесен. Я люблю Господа.

— Как и мы все, — печально согласился Эдгаре.

— Еще что-нибудь?

— Нет. Да! Вы не могли бы соединить меня с мистером Джозефом Дж. Эдгарсом?

— А кто это?

— Мой отец. Он умер около десяти лет назад.

— Извините, сэр, но это не разрешено.

— Не могли бы вы хотя бы сказать, он с вами или где-то еще?

— Прошу прощения, но подобную информацию мы не разглашаем.

— Ну так скажите хотя бы, есть там у вас хоть кто-нибудь? Я хочу сказать, есть вообще эта самая загробная жизнь? Или, кроме вас с Господом, там наверху и нет никого? Или просто кроме вас?

— За информацией касательно загробной жизни, — ответила мисс Офелия, — будьте добры, обращайтесь к ближайшему священнику, пастору, раввину, мулле или любому другому аккредитованному представителю Господа. Спасибо, что обратились к нам.

Зазвенели колокольчики. Потом в трубке воцарилась мертвая тишина.

— Что сказал большой начальник? — осведомился генерал Мюллер.

— Ничего я не получил, кроме отговорок от секретарши.

— Лично я не склонен к суевериям вроде веры в Бога, — заметил генерал. — Даже если это и правда, не верить в Него полезнее для здоровья. Ну что, продолжим?

Они продолжили.

Свидетельство робота, который мог быть доктором Заком:

«Истинная моя личность остается для меня тайной, и тайну эту при нынешних обстоятельствах вряд ли удастся раскрыть. Но я был во дворце Дженгик. Я видел, как мегентские воины лезут через алые балюстрады, переворачивают церемониальные бронзовые котлы, ломают, убивают, рушат. Губернатор погиб с мечом в руке. Терранская гвардия заняла последний рубеж у Скорбной цитадели и сгинула до последнего человека в страшном бою. Придворные дамы защищались кинжалами столь ничтожными, что защита эта была лишь символической. Им была дарована легкая смерть. Я видел, как пламя пожирает серебряных земных орлов. Я наблюдал, как дворец Дженгик — этот шедевр архитектуры, символизирующий размах земного владычества, — беззвучно рушится в прах, из которого восстал. И понял я, что все потеряно и что Терре — планете, чьим верным сыном я себя считаю, несмотря на то что был я (скорее всего) создан, а не сотворен, произведен, а не рожден, — что божественной Терре судьба уготовила быть уничтоженной дотла, пока не сотрется даже память о ее памяти.

Ты сам сказал: „В глазу его взорвалась звезда". В эти последние часы я должна любить тебя. Слухи сегодня кишат, и алеет небо. Я люблю, когда ты поворачиваешь голову вот так. Может, и правда, что мы лишь мякина меж стальных жерновов жизни и смерти. Но я предпочитаю следить за временем по собственным часам. И я лечу в лицо очевидному, лечу с тобой.

Это конец, я люблю тебя, это конец».