Зюзя. Книга третья

Ну уж нет! Для меня самое страшное – озлобиться, зачерстветь. Я видел много раз, когда сломавшийся человек становится сосудом ненависти ко всему окружающему миру и ищет в нём исключительно боль, выгорев изнутри дотла. Для самоистязания, пытаясь таким способом заглушить свои утраты и по ходу причиняя зло окружающим. От чистого сердца, просто потому, что теряет способность видеть остатки доброго и тёплого в людях. Ненавидеть – проще, от этого ничто не может отвлечь.

Я – выстою... я – крепкий... Я выдержал годы рабства, пережил многих своих знакомых, смог дойти домой, своими ногами измерив многие километры полумёртвого мира... Справлюсь и сейчас. Нужно уйти – уйду. Понадобится убить – убью. Но свою новую семью сохраню, чего бы мне это не стоило.

Аккуратно завернул фотографию в бумагу и положил в нагрудный карман рубашки. Память – это то немногое, что всегда с собой и по-настоящему моё. Стало легче. Я позволил себе немного улыбнуться, а после решительно вышел на улицу. Разумные ждали меня. Зюзя с вертлявой Росей – у ступенек, Мурка – на крыше навеса.

– Уходим, – сказал я главное. – Прямо сейчас. Кабаны наши умеют читать?

Доберман посмотрела на собачку, после ответила:

– Да. Человек их учил.

– Тогда я сейчас напишу им записку и повешу на заборе. Когда придут – увидят. Искать их не нужно. Кто знает, может, они уже заболели?

Такое заявление не понравилось моим подопечным. Они запереглядывались, явно совещаясь, но вот о чём?

Наконец, закончив обсуждение, в голове раздалось:

– Ты правильно говоришь. Но они наша семья. Плохо уходить, не прощаясь. Вдруг им нужна помощь? Вдруг они захотят идти с нами?

Как удар под дых получил... Что отвечать? Давить целесообразностью? Воспользоваться правом вожака? Попытаться убедить? А в чём? Разумные не хуже меня понимают опасность ситуации, но они ужасно консервативны. В их среде понятие стаи, уважения к старшим, взаимовыручка – не пустой звук. Но брать с собой кабанов, с их кабанихами и, возможно, поросятами – нереально. И не только потому, что Калачик с Пряником так и не стали частью нашей дружной оравы, предпочтя дикую свободу; и не потому, что ко мне они относились как к обычному знакомому, и не больше. Причина крылась в другом: искать этих свиней-переростков по условно – заражённой местности – это самоубийство в чистом виде. Вот так.

Пришлось заявить тоном, не терпящим возражений (на грани с хамством, аж самому неприятно стало):

– Нет! Мы им напишем, что ушли на север. Если они захотят – то найдут нас. Если нет, то нет. Начнёте искать – заразитесь и умрёте, и заразите других. И они тоже умрут! Понятно?!

Ответом мне стало понурое молчание.

Дальше тему развивать не стал. Надеюсь, разумные такой притянутый за уши компромисс как-нибудь примут, тем более что другого нет.

– Пойдёмте! – скомандовал я, взял велик за руль и покатил его к выходу.

– Мяу... – наконец подала голос кошечка. –

Зюзя вздрогнула, Рося поджала уши.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил я.

– Она не идёт. Говорит, её Место тут. Она скажет, – знакомые кабаньи морды, – про болезнь. Она предупредит. Говорит – не нужно писать.

Меня передёрнуло. Сначала Бублик жить не захотел... а... а ведь он предвидел всё! И не пожелал быть для нас балластом! Старый ты пень... – думалось мне, – Хитрый и продуманный... ты ещё тогда всё понял и просчитал варианты, уделав в логике и умственном развитии меня, сопливого венца эволюции... Теперь Мурка...

Стало страшно.

– Слазь! Слазь! Кому говорю? – в исступлении вырвалось из меня. – Сейчас достану – и уши тебе оборву!

Вместо ответа кошечка грациозно подошла к краю навеса, спрыгнула и, совершенно не обращая на меня внимая, направилась к разумным. Те стояли, опустив головы. Сначала она потёрлась о Зюзю, ласково мурча, потом перешла к Росе.

Прощается...

Ну нет! Я в сердцах бросил велосипед на землю и кинулся к дурёхе, надеясь поймать, скрутить, засунуть в сумку и забрать с собой, даже против её воли. Не смог.

Разумная не стала убегать, а выгнулась подковой, грозно шипя. Рядом с ней встала доберман.

– Не нужно. Она так хочет. Нельзя заставлять.

И как-то сразу стало понятно – не получится. Не смогу я силой спасти свободолюбивую кошечку. Невозможно осчастливить против воли, как ни старайся. Порыв сам собой иссяк, теперь я просто стоял и смотрел на неё.

Ещё одна уходит... теперь нас всего трое. Надолго ли?

– Мяу...

Увидев, что я успокоился, Мурка подошла ко мне и без страха запрыгнула прямо в руки. Устроившись уютным, тёплым клубочком разумная ткнулась мне своим лобиком в нос, заурчав. Я несмело погладил волнистую шёрстку.

– Иди... – лёгкой волной тепла и нежности прошелестело у меня в голове. – Иди...

– Но почему?!

За кошечку ответила Зюзя, мой официальный переводчик.

– Она больше не хочет искать новый дом. Говорит – поздно. Просит не бояться. Говорит – она ни к кому близко не подойдёт, чтобы не заболеть. Просит не мешать.

– Мяу... – в подтверждение этих слов высказалась разумная, а затем остро посмотрела мне в глаза. – Мяу...

– Делайте что хотите, – обессиленно выдохнул я и поставил Мурку на землю.