Зюзя. Книга вторая

Чем заняться лежачему больному? Правильно – ничем, кроме созерцания белого, чистого, явно недавно подновленного потолка. Ламп, люстр, проводки – ничего не было; убрали за ненадобностью при ремонте, видимо. Такое развлечение мне быстро надоело, и я перешёл ко второй части программы по убиванию времени – стал вслушиваться. Это оказалось гораздо интереснее. За дверями периодически проходили, судя по интенсивности шагов и громкости походки, разные люди. Хлопали двери, кто-то чихал.

Незаметно для себя уснул. Не знаю, сколько пробыл в объятиях Морфея, однако разбудил меня уже знакомый звук вкатываемого предмета. Перед глазом появилось лицо отвечающего за мою тушку мужика.

– Рот открой. Жрать будешь. – и действительно, стал меня кормить водянистой, не солёной кашей.

Когда трапеза закончилась, он снова заговорил:

– Звать меня Юрий Николаевич, я тебя лечить буду. Пить хочешь?

– Нет… – выдохнул я и задал свой самый главный вопрос. – Что с собакой?

Детина помолчал, внимательно глядя на меня, неодобрительно покачал головой.

– Так это твоя тварь… Нашёл с кем спутаться…

Я не отвечал. Смотрел ему в лицо, не отводя взгляда, и ожидал ответа. Любого, всё приму. Нечеловечески тяжела неизвестность.

– Да жива она! Пулю достали, зашили. Не была бы доберманом – там бы и кончили! Но, так как породистые твари сейчас в большой цене, лечат лучше, чем человека. Доволен?

– Да…

Самое главное я узнал – она жива! Остальное приложится. Теперь надо как можно скорее на ноги встать.

… Прошла неделя. Моё состояние улучшалось, хотя и не сказать, что быстро. По-прежнему получал свои уколы, таблетки, перевязки. Раз в сутки приходила неопрятная, неразговорчивая старуха и меняла утку подо мной, вполголоса проклиная одновременно всех и никого конкретно. Что поделаешь, человек такой. Ей бы на лавке у подъезда сидеть, всех проститутками-наркоманами поругивая да обсуждать сериалы с такими же, как она, старыми склочницами. Но не сложилось – из бабкиного бурчания я понял, что она тут за еду ходит за лежачими и убирает; а платят ей мало, а сыночек пропойца, а соседи уроды, каких не бывает… Обычно такие старухи любят поговорить – им всегда не хватает свободных ушей и внимания, но тут не повезло. Любые попытки задать даже самый невинный вопрос нарывались на жёсткое: «У доктора спрашивай. Отстань!»

      Узнал, кто лежал рядом со мной на соседней койке-каталке – старший лейтенант Серин. Он умер на следующий день после того, как я очнулся, не приходя в сознание. При мне произошло – боец лежал, мелко дыша простреленной грудной клеткой, а затем неожиданно выгнулся, захрипел, прошла судорога – и затих. Честно попытался позвать на помощь – да куда там! Никто мой слабый голосок не услышал, до обхода вместе с трупом в одном помещении находился. Неожиданно вспомнилось, что мы со старлеем тут двое суток никому ненужные валялись и смерть парня, вполне возможно, на руках этих «кандидатов в доктора», решавших свои проблемы и забивших на раненого. Пока не знаю, на каких правах я тут, но зарубочку в памяти сделаю. Дальше видно будет. Серин мне был хоть и никто, но вот так бросать живого человека подыхать – неправильно, не по-людски. Гуманнее добить.

Как не пытался во время перевязок узнать хоть какие-то подробности про добермана – ничего не сообщали, ограничиваясь: «Ты думай, как не подохнуть, а не о твари паскудной!».

Смерть подчинённого Коробова местные эскулапы восприняли абсолютно спокойно. Доктор, осмотрев тело, лишь негромко бросил своим ученикам:

– Везите в операционную – будете швы учиться делать. Потом закопаете поглубже, морга у нас всё едино нет, так что хранить негде.

В первый же день, когда я смог кое-как подняться, меня, ближе к вечеру, полуповели-полупотащили в кабинет Евгения Юрьевича, благо он располагался тут же, неподалёку от моей палаты.

– Встал? Значит, на выписку… Нечего место занимать. Отведите его к Михалычу.

Я даже вякнуть ничего не успел про своё отвратительное самочувствие, необходимость дальнейшего лечения и про то, кто такой этот самый Михалыч, как был водворён обратно в палату. Ничего не понимая, прилёг в ожидании. Теперь долго в горизонтальном положении при любом удобном случае находиться придётся – сил-то ведь нет никаких. Пока ещё в старую физическую форму вернусь… Сейчас и соплёй перешибёшь Витю без особого напряжения.

Минут через пять вошёл Юрий Николаевич, «медурод» – как я его про себя окрестил из-за Серина, и кинул мне мои вещи, покрытые запёкшимися бурыми потёками и грязью.

– Одевайся, пойдём, – сквозь зубы процедил он. – Все домой идут, вечереет уже, а я тут, с тобой таскайся…

Сел на койку, начал одеваться. С верхней частью гардероба справился без проблем, только морщился, натягивая пропахшую потом и кровью рубаху. А вот с брюками вышло нехорошо. Когда привычно наклонился для удобства, просовывая ноги в брючины, голова неожиданно закружилась, и я упал, ударившись лбом об пол. Меня вытошнило, руки обмякли, безвольными плетями извиваясь в попытках найти опору и хоть как-то поднять тело. Не получилось…