Зюзя (СИ)

Удовлетворившись результатами первичной проверки одежды, бдительный мужик перешёл мешку. Он аккуратно снял его с моей спины, бегло прощупал притороченную куртку и стандартно поинтересовался, что внутри сидора.

— Личные вещи, патроны, мелочь всякая, картошка.

— Чего-о-о?! — всю его невозмутимость как рукой сняло. — Мужики! Вы слышали?! Картофан тут у человека. И много?

Раздались ещё два голоса:

— Да ну, не бреши…

— Иди ты…

Досматривающий шикнул, и голоса умолкли. Тогда я ответил:

— Примерно пять килограмм, не взвешивал.

— Слышали? Пять килограмм… — повторил он за мной.

Послышалась возня и покряхтывание. Не иначе, вещмешок развязывает, сейчас выявлять начнёт, к чему придраться.

— И вправду, картошка. Не врёшь… — он от возбуждения даже перешёл на «ты». — Ладно, об этом потом. Документы у тебя есть?

— Нет, — их и вправду не было, остались где-то в бездонных военных сейфах в хозяйстве полковника Коробова.

— Понятно, — мужик пожевал губами. — Ну то, что паспорта не имеешь, дело привычное. Кому он теперь, этот паспорт, сдался… А вот кто ты такой — необходимо прояснить. У нас тут далеко не всем рады.

— Можно встать? — осмелился попросить я. — Совсем ноги с руками затекли.

— Конечно вставай, только без глупостей. Оружие твоё с вещичками пусть пока там полежит, не украдут, не бойся. Проходи вперёд, вон в ту дверь. — его указательный палец указал мне на вход в сруб.

Пройдя в массивные, с двумя запорами, двери, я оказался в самом обычном караульном помещении. Как всегда и везде, тут была печь, пара двухъярусных нар с мятыми матрацами, здоровенный стол в центре, изукрашенный резьбой от скуки, табуретки, запах подгорелой каши, портянок и чего-то неуловимо мужского. Стены традиционно обклеены старыми постерами с голыми девками, вывалившими напоказ свои силиконовые прелести. Повеяло от всего этого зрелища чем-то родным, каптёрским.

— Присаживайся, — мне указали на табурет, стоящий ближе ко входу. Сидеть спиной к окнам или проходам в любых их проявлениях терпеть не могу, но пришлось подчиниться. Сам сопровождающий уселся напротив, достал из-под стола толстый журнал с втиснутым под обложку карандашом, раскрыл его и стал задавать вопросы в стиле кто, где, откуда, не забывая записывать мои ответы.

Покончив с вводной частью, он приступил к выяснению цели моего визита в их благословенные места.

— С какой целью идёшь в Фоминск и как надолго?

— Проездом. Ну, то есть, проходом, — поправился я. — По времени рассчитываю за день или два управиться.

— Цель? — продолжал педантично допытываться этот человек.

— Цирковое представление.

У него отпала челюсть от удивления.

— Повтори…

— Цирковое представление, — глядя на его обалдевший вид очень хотелось рассмеяться. — Я дрессировщик.

К отвалившейся челюсти добавились выпученные глаза.

— Не удивляйтесь, я не сумасшедший. Справки, конечно, не имею, однако прошу поверить на слово, как разумный человек разумному человеку. Мы с моей питомицей путешествуем к югу, а по пути устраиваем всякие забавные выступления, чтобы заработать на жизнь. Да вы и сами видели. В последнем поселении с нами картошкой рассчитались. Сами понимаете, плохим артистам в жизни никто бы так хорошо не заплатил, но мы — хорошие. Не первый день с уважаемой публикой работаем.

Врать — так врать. Всё равно проверить не сможет. А даже если и прикопается к подробностям — назову посёлок километрах в двухстах отсюда, который в такой глухомани, что с компасом и картой не найдёшь.

Мужику понадобилось минуты две, чтобы осилить сказанное. Согласен, звучит бредово, но как есть. Придя в себя, он шумно выдохнул, почесал карандашом затылок, и спросил:

— И где же твоя, э-э-э, питомица?

— В лесу меня ждёт. На неё ведь разрешения пока не получено, а без пропуска и одобрения властей мы соваться не собираемся. Всё, — я особенно выделил голосом это слово, — должно быть по закону.

Моя пафосная речь никакого эффекта не возымела. Человек, сидящий напротив, о чём-то усиленно размышлял.

— Понятно… К какому, как бы выразиться… виду относится твоя, как ты говоришь, питомица?

Сейчас решалось многое, включая мою жизнь. Могут ведь и пришить, как пособника тварей и изменника человечеству, но вряд ли. Просто побаиваюсь дальнейших событий, нервы вот и расшатались.

— Собака, — и мне в ухо прилетел мощнейший удар, опрокинувший моё бренное тело с табурета на пол. Затем посыпались ещё удары, много, больно. Я сжался как можно компактнее, прикрыв руками голову и ожидая, пока у здешнего постового пройдёт приступ ярости.

— У-у-убью!!! — хрипел он, брызжа слюной. — Тварь приволок, паскуда!!!

Раздался стук открываемой двери, топот ног, и избиение, наконец-то, прекратилось.

— Матвей, Матвей, ты чего? Какие твари, о чём ты? — возбуждённо заговорили чьи-то голоса.

Я отодвинул немного ладонь от лица и осмотрелся. Первое, что удалось разглядеть — скрученный в бараний рог двумя неизвестными мне мужиками, беснующийся от ярости мой бывший собеседник. Он хрипел, вырывался, сучил ногами, пытался любыми способами дотянуться до меня, забрызгивая при этом пеной из рта как минимум половину комнаты.