Мне больно писать эти строки. Мучительно переживать происшедшее в те дни, с таким тщанием и усердием загоняемое на задворки памяти, ещё раз. Я намеренно сначала не хотел упоминать об оставшихся тварях, но считаю, что это было бы не честно по отношению к самому себе. Было – значит было. Ведь эта тетрадь – вроде бы как моя исповедь. А на исповеди не врут. Так вот, перед смертью они не выли, не скулили, не бросались на решётки. Съежившись в подрагивающие от нервного напряжения меховые клубки они нас НЕНАВИДЕЛИ! Сколько лет прошло, но глаза этих существ, горящие бессильной злобой, до сих пор иногда вижу во снах. И слава всему сущему, что не смог окончательно забыть – иначе не знаю, довел ли бы своё дело до конца. Забегая вперед, скажу, что моя хитрость удалась. Отношения с собаками у меня не испортились, и они никогда не интересовались теми событиями.
ЛК-4 оказался вот этим самым местом. ЛК – это лабораторный комплекс в переводе с военного на общечеловеческий. Четыре, соответственно, порядковый номер. Где находятся первый, второй, третий – дело тёмное. А уж про пятый, шестой и так далее – вообще из области загадок и догадок. «Режим секретности надо блюсти!» – сказал мне тогда уже обустроившийся здесь смешливый Виктор Яремчук, психолог. –«Ибо враг не дремлет!»
Помимо меня и Виктора из гражданских тут были ещё Николай Николаевич Бевз, специалист по генетике и Андрей Кремов, человек-энциклопедия. Трудно сказать, в чём он не разбирался. Надо приемник или радиостанцию починить – может. Сварочный аппарат из дерьма и палок синей изолентой скрутить или разъяснить особенности Цикла Кребса – легко. В нашей сводной научной группе, как мы сами себя для удобства обозвали, он отвечал за зоологическую ветвь исследований и ветеринарию.
Также на базе имелось и отделение охраны во главе со старшим лейтенантом Лукичевым. Человек он был весьма неприятный, после общения с ним хотелось всё время руки помыть. С нами, да и с солдатами, говорил исключительно через губу, с этаким презрением. Одним словом, мерзкий тип.