Зюзя (СИ)

К тому времени, когда были получены и закреплены определенные результаты, наши достижения стали уже никому не нужны. Радиоэфир умер. Как ни вслушивались, просиживая по очереди у станции дни и ночи напролет, никого. Наш куратор-информатор, Ростов-один, замолчал примерно через месяц после начала карантина. Надеюсь, что он в лучшем мире, хоть в рай с адом и не верю. Потом ещё пару раз ловили неясные нам переговоры с использованием явно кодовых слов, и больше ничего, один треск помех. Страшно стало. Пока была цель, мы старались не думать о своей отрезанности от внешнего мира, забивали голову работой. А теперь всё. Результат есть, и хотя ещё тему развивать и развивать, но это уже частности. Основной прорыв сделан, вот только докладывать некому.

Любое дело стало валиться из рук, каждую секунду мозг подленько подкидывал мысли о ядерной войне, о забитых трупами городах, рисовал картины одну омерзительнее другой. Началась повальная депрессия, склоки на ровном месте.

И опять нам помог своей мудростью Николай Николаевич. Именно по его настоянию мы ввели ограничение на общение между собой и решили перенести на бумагу все наши знания. Да-да, именно так. Каждый записывал любую информацию, которую считал нужной аж со времен босоногого детства. Тщательно, без суеты систематизировал, делал пояснения и дополнял по мере надобности.

Этому занятию посвящалось всё свободное время от основной деятельности. Научную работу с нас никто не снимал, да мы и сами не бросили бы.

Вслед за Ирмой и не без ее помощи заговорили остальные питомцы. Теперь каждый вечер я чувствовал себя воспитателем в детском саду. Любое непонятное слово из книг тщательно разбиралось и запоминалось. Днём же неугомонные маламуты и лабрадор таскались за нами как хвостики и всячески путались под ногами, требуя внимания.

В таком спокойном русле мы прожили год.

А потом начались несчастья. Сначала умер от инфаркта Бевз, потом воспаление лёгких доконало Яремчука. Сгорел, бедолага, как спичка. И вместе с ними словно пропал тот самый цементирующий клей, что держал нас в единстве. Как-то наше существование перешло в параллельные плоскости. Мы с Андреем виделись каждый день, холодно кивали головами в знак приветствия, однако в остальном избегали друг друга. Определенно, с ним что-то происходило, но я не знал, что. Прекратились и наши вечерние посиделки.

Собаки тоже понемногу разделились. Адольф и Ирма теперь жили со мной, в вагончике, а остальным больше по душе пришелся Кремов. Такие вот странные группы по интересам вышли…