Читаем ЗК-5 полностью

АлтЦИК выплачивает каждому по расчету Правления — белыми, красными, голубыми жетонами. Пользоваться ими можно только в Зонах культуры, так что нет соблазнов — перебираться в столицы, прибавлять имущество и влияние. Жизнь по жетонам — по-настоящему свободная жизнь. Никто в Зонах культуры не укажет тебе, на что и как ты их можешь тратить.

«Камлать будем?»

Салтыков обернулся.

Местный шаман смотрел на него тихо, без улыбки.

Скулы сильные, но в глазах будто дождик сеял и сеял — некая неуверенность.

«Вижу, жетоны есть у тебя, да? Много жетонов, тоже вижу, — шаман незаметно сунул в руку Салтыкову твердую визитную карточку и все так же тихо добавил: — В любое время…»

<p>22</p></span><span>

От «офиса» вниз шла тропинка — к пустой беседке, оплетенной вьюнком.

Еще ниже звенела вода, плыли низкие облака. Левый берег в сосняке, круто возвышался над рекой, а уже в полуверсте южнее начинались бревенчатые домики небольшого села, видны были коровы, выщипывающие каменистый лужок. Во всем чувствовался объявленный на всю страну Год Тургенева.

Так подумал Салтыков.

Да, Тургенев. Не просто писатель, определяющий величие того или иного отрезка времени, но фигура, признанная всеми и на все времена. Даже большевиками.

Хотя что знаем мы о том, как делается история?

Вот убрал Овсяников Льва Толстого из истории литературы, и — никакой пока катастрофы. Дело ведь не в содержании хрестоматий, хотя, конечно, акценты смещаются. Никакого больше Платона Каратаева, раздумчивого солдата русского Апшеронского полка; никакой Катюши Масловой, жившей при матери-скотнице полугорничной-полувоспитанницей, наконец, никакой Анны Аркадьевны, — зачем ей бросаться под паровоз? Из паровозного отработанного белого пара пусть поднимается под небо гигантская фигура нигилиста Базарова. Тургенев не признавал никаких авторитетов, не обращал внимания на правила приличия, он бы и в Зонах культуры себя нашел, к нему бы прислушались. Обязательно бы прислушались. Вот пришел бы, скажем, в семнадцатом году к власти Керенский, ну сменил бы его Ленин, а Ленина — Колчак или Деникин, все равно писали бы о Тургеневе, помнили его вклад в дело освобождения русских крестьян. И на личность просто так ничего не свалишь, люди есть люди. Тургенев дочери Белинского обещал дружески подарить деревеньку с сотнею крепостных. «Как? — ужаснулся Белинский. — Деревеньку? С людьми? С человеческими душами?» Тургенев учтиво уточнил: «С крепостными». Вот какая лежала бы сегодня Россия — с Украиной, Финляндией, Средней Азией — обширная, тихая, дымы над трубами, и клинья в Европу — остерегись. Хотя как знать? Все мешается. Пришел бы к власти Чернов, лидер самой «пишущей» партии, или Мартов, — что строили бы они? Социализм с человеческим лицом? Возможно. Но Тургенев был бы уместен и при кадете Милюкове, и при конституционных монархистах Маркова-второго…

Низкие облака плыли на север.

Огромные, долгие, неуловимо зыбкие.

Невесомой тенью покрывали гигантские пространства.

Ни одна сосна не дрогнула, они только вдруг освещались, попадая под редкие лучи неожиданного солнца, да несколько зеленых березок пытались сбежать к воде, которая ярилась между камней, заглушая шум недалекого стойбища. Из прошлого всплывали все эти облака, и такими они и запомнятся. По крайней мере мне запомнятся, подумал Салтыков. И в то же время кто-то сейчас, вот в эту же самую минуту, переживает другой, солнечный, день. Все плывет, ничего остановить нельзя. Должно ли прошлое затемнять наши горизонты? Может, пусть растаскивают Овсяниковы (несть им числа) древние ледяные мумии, перелицовывают поступки давно известных героев, струсивших или совершивших подвиги, это не столь важно. Разве Чернов построил бы все иначе? Ну, лежала бы сейчас Россия с юго-восточной Украиной, с восточной Белоруссией, работали бы успешно не в США, а у нас известные деятели кибернетики, генетики, физики, и в Зонах культуры ни одна муха дрозофила не стала бы символом реакционного мракобесия. Ну, опять же, информационные технологии, высокая наука, транснациональные корпорации. А если бы там, в прошлом, скажем, Юденич вошел в Петроград? Военная диктатура? Возвращение Романовых на престол? Или все же формирование некоего пула национально-ориентированного, православного, а потом все равно раздача крестьянам всей земли, и умеренная индустриализация — без страшных человеческих потерь? Конечно, о Тургеневе никакой Юденич и не вспомнил бы, но вот Розанов… Этот да… Этот бы повторял и повторял про то, как хороши были розы, как они были свежи, и Ермолая с мельничихой бы вспомнил, и фигуру Базарова восставил на монумент. Унитарная Российская империя — по линии Керзона на западе. Вот уж поистине, кто владеет прошлым, тот владеет будущим.

<p>23</p></span><span>

Свои размышления Салтыков продолжил в номере.

Муравьи неутомимо сновали по темному замшелому камню.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы