Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы

„Я воспеваю свою душу, затерянную между небом и землей. Я люблю свою душу и ее погибель больше всего на свете“. И я насмеюсь над ее погибелью, как насмеялся над дьяволом. А потом пролью горькие слезы раскаяния и скажу: „Нет, девушка была не такой, какой я ее рисовал, — чувствительной и печальной, — она была великолепной, как богиня, которая обернулась школьницей, чтобы слить воедино математические расчеты с мелодиями Баха“. И торговцы, толстые женщины-сплетницы, шарлатаны, читающие проповеди о морали, — все поднимут крик до небес, возопят: „Наступил конец света! Инженер спятил с ума, заключил договор с дьяволом, зло надругался над девственницей, а теперь делает вид, что ее девственность осталась при ней!“ И возможно, явится механик и устроит судилище на площади. А я отвечу: „Дочь подполковника возводит на меня ложное обвинение, и ей в этом помогают потаскуха, обманывающая своего мужа, и механик, который не знает, что такое параллелограмм сил. Какая цена такому обвинению? Знает ли этот механик свое ремесло? К тому же он поднимал руку на свою жену“. А если выйдет из толпы какой-нибудь худой и длинный субъект и, указав на меня пальцем, воскликнет: „Этот человек — сумасшедший?“ Как я тогда защищусь? Ибо ни у кого не останется сомнений в том, что я сумасшедший. И люди скажут: „Инженер был сумасшедший. Математика не спасла его от помешательства“. Может быть, даже пригласят судебных экспертов, и эти дьяволы сочтут, что я сумасшедший, и тогда механик, моя жена, дочь подполковника… Ну и заваруха получится! Но сейчас лучше пойти домой».

И Бальдер встает.

Зов Сумрачного Пути

расный полумрак. Горячий маслянистый блеск теней в зеркалах, отражающихся одно в другом и создающих бесконечную, сходящую на нет перспективу.

Бальдер идет по спальне на цыпочках. Смотрит, не подходя близко, на спящую жену, на ребенка, прикорнувшего на подушке за ее спиной. Мальчуган подпер щеку кулачком, под длинными ресницами — две черные щелочки глаз. Лицо жены похоже на маску из розового картона с золотистыми завитками волос на лбу.

Бальдер устало садится на край своей постели и с грустью смотрит на белый потолок, расчерченный резкими тенями. Их контуры напоминают выглядывающие из засады пулеметы.

Бальдер ворчит:

— Это было неизбежно. Рано или поздно…

Закрывает глаза. У него возникает впечатление, будто перед ним разыгрывается сцена из какой-то пьесы. К действующим лицам сам он отношения не имеет. Пока в красном полумраке горячие блики сопровождают неутомимое тиканье часов, инженер слушает актеров. Они разговаривают под стальным сводом с таким густым переплетением рам, что в черной вышине едва мерцает желтый свет.

Бальдер. Послушай, Ирене, я вступлю в игру… Только мне нужно знать правду. Ты девушка или нет?

Ирене(беря Бальдера за руку). А ты все еще во мне сомневаешься? Ты точно ребенок!

Бальдер. Сомневаюсь, потому и спрашиваю.

Зулема. А если бы Ирене не была девушкой, вы любили бы ее?..

Бальдер. Да, любил бы ее так же, но вел бы себя с ней иначе.

Зулема. Успокойтесь, Бальдер. Ирене — девушка.

Бальдер у себя в спальне понимает, что у марионетки под стальным сводом сердце болезненно сжалось. У персонажа такое ощущение, будто девушка солгала. И персонаж больше страдает за девушку, чем за себя.

Жена Бальдера ворочается в постели. Он поспешно встает, гасит свет и начинает раздеваться. Потом останавливается и думает: «Значит, завтра я познакомлюсь с механиком».

Острая печаль пронизывает его, пробирает до самой печенки. Инженер уверен, что разрабатывает план своей окончательной гибели.

Он думает: «Я похож на человека, который связался с шайкой мошенников. Человек в тревоге и пытается что-то предпринять. Он хочет разобраться что к чему. И, конечно, разбирается лишь тогда, когда его уже надули… Чем меня привлекает этот сброд? Разве я хочу убедиться в том, что ошибся? И все же они меня привлекают. Зулема, Альберто, которого я не знаю, Ирене… Не знаю почему… Мне кажется, они живут со мной рядом целую вечность. Поистине чудесен этот механизм обмана!»

Бальдер ложится, так и не раздевшись до конца. Он думает: «Меня предостерегает какой-то голос: „Берегись, Бальдер, пока не поздно“, но я отвергаю это предостережение. Откуда это роковое упрямство, которое вдруг пробуждается в твоей душе и заставляет идти навстречу ясно различимым опасностям? Однако же я не скотина безмозглая. Я — мыслящая личность. Инженер. А инженер, знающий математику, должен быть защищен от подобного наваждения. Может, это дьявол? Но нет… Это не дьявол. Это — зов».

Бальдер ощущает смертельный холод в сердце, едва произнеся это слово.

Зов… Зов…

Неужели это зов Сумрачного Пути? Потребность познать, какова та, «другая» судьба.