Сейчас о событиях 1927 года, называемых специалистами «военной тревогой», помнят далеко не все, поскольку последствия этой паники не привели к какому-нибудь яркому и заметному историческому эффекту — как, например, Великий страх плавно перетек в Великую французскую революцию. С другой стороны, просто информационное поле изменилось — если выключить радио и репродукторы, из которых об уже свершившейся военной интервенции империалистов все-таки не говорят, а питаться исключительно слухами, распространяемыми теми, кто якобы «только что приехал из соседнего города и лично видел, как заполонившие страну английские диверсанты сжигают поля», то классический французский Великий страх мог бы произойти и в СССР. Разница между событиями всего лишь в установке: «империалисты точно нападут, война начнется скоро» или «враг уже здесь, в соседнем селе, завтра придет в нашу деревню и сожжет урожай».
15 февраля 1927 г. Информотдел ОГПУ сообщал в ЦК ВКП(б): «После опубликования в прессе речей тт. Ворошилова и Бухарина на XV Московской губпартконференции среди городского и сельского населения распространились по многим районам Союза слухи о близкой войне. На этой почве в отдельных местностях среди некоторой части городского и сельского населения создалось паническое настроение. Местами население старалось запастись предметами первой необходимости: солью, керосином, мукой и т. п. Иногда частичный недостаток некоторых наиболее ходовых товаров расценивался населением как признак приближающейся войны. Крестьяне пограничных районов стараются обменять советские деньги на золото. Местами золотая пятирублевка ходит за 10–12 червонных рублей. Отмечаются случаи отказа крестьян продавать хлеб и скот на советские деньги, благодаря чему сокращается подвоз этих товаров на рынок». В конце 1927 г. положение на потребительском рынке стало уже отчаянным. В центр пачками поступали из различных районов страны телеграммы и сообщения о том, что «обыватель буквально ошалел и стал тащить из кооперативных лавок не только хлебопродукты, но и все — макароны, муку, соль, сахар и т. д.»[174]
«Военная тревога» не сопровождалась такими явными проявлениями народного психоза, как Великий страх — никто не сбегал из домов, чтобы спрятаться в лесу (по крайней мере, это неизвестно), а за паникерами присматривало ОГПУ (органы со своей вечной паранойей как раз и попали в основной контекст Великого страха: «враг уже здесь»). Но «военная тревога» имела свои серьезные последствия — создала экономические проблемы, резко подстегнула сталинские индустриализацию и коллективизацию, ускорила свертывание НЭПа, инициировала поиски внутренних врагов, шпионов и диверсантов, обострила борьбу с троцкизмом. В последнем, кстати, некоторые историки и усматривают определенный смысл: