Злая судьба

Роды прошли трудно, и Ингер больше не хотела иметь детей. Он же, напротив, хотел, хотя и не считал себя хорошим отцом.

Кроме того, Ингер волновали и наследственные права Фулька. Он был ребенком от второго брака Рагнарсона. Браги уже имел трех отпрысков и одного внука, которого тоже звали Браги. К внуку дед относился скорее как к собственному сыну. Его отец – первенец Рагнарсона погиб в битве под Палмизано.

Первая семья короля жила в его собственном доме за стенами Форгреберга. Вдова сына не только вела хозяйство, но и управлялась с детьми. Вот уже несколько недель он их не навещал.

– Надо будет выкроить время, – пробормотал он. Невнимание к детям было одним из тех грехов, которые заставляли его мучиться.

Он сделал зарубку в памяти – не забыть спросить о юридической стороне наследования у Дерела Пратаксиса, когда тот вернется, завершив свою миссию.

Рагнарсон долго жил странной, волшебной жизнью и теперь считал, что давно прошли те сроки, когда удача должна отвернуться от него. Видимо, это рождено страхом перед подступающей старостью. Да, он стоит на её пороге. Его реакция замедлилась, а интуиции уже не всегда можно доверять. Время неизбежной смерти постепенно подкрадывается к нему.

Может быть, во время этой сессии Совета ему следует договориться о порядке наследования? Они не сделали его власть наследственной, когда силой тащили на трон.

Он подошел к главной кухне замка. Из открытых дверей тянуло запахом снеди и доносился громкий голос:

– Это сущая правда. Точно. Девять женщин за день. Вы понимаете, что я хочу сказать. За двадцать четыре часа. Я тогда был молодым. Четырнадцать дней на транспорте. Не видел ни одной бабы, не говоря уж о том, чтобы поиметь кого-нибудь. Вот так. Вы мне не верите, но это чистая правда. Девять женщин за один день.

Рагнарсон улыбнулся. Кто-то сумел завести Джоси Гейлза. И сделал это, вне всякого сомнения, нарочно. Когда Гейлз расходится, никакого театра не надо. Он орал все громче и громче, размахивал руками, пританцовывал, топал ногами и закатывал глаза, подчеркивая каждое слово каким-нибудь действием.

Джоси Гейлз. Сержант пехоты. Великолепный лучник. Крошечный винтик в дворцовой машине. Один из тех двух сотен солдат и искусных ремесленников, которых Ингер привела с собой. Ее единственное приданое, так как младшая линия Грейфеллзов Итаскийских, к которой она принадлежала, впала в благородную нищету.

Браги снова улыбнулся. Они все ещё посмеиваются над севером, полагая, что легко избавились от власти буйной бабы, оказавшись в то же время под покровительством богатого королевства. Невидимый сержант никак не желал уняться.

– Четырнадцать дней в море! – вопил он. – Я вполне дозрел. Скажи, сколько баб ты имел за один день? Нет, я не выпендривался. Я работал. Вот седьмая, например. До сих пор её помню. Да, помню. Стонала, царапалась. А как кончать стала, кричала: «О! О! Гейлз! Гейлз! Я больше не могу!» Вот так. Такова истина. Девять женщин за день. За двадцать четыре часа. Тогда я был молодым.

Гейлз без конца повторял одно и то же. Чем сильнее сержант заводился, тем больше было повторов. Надо сказать, что аудитория против этого не возражала.

Браги подошел к дежурному повару:

– Скруг, там цыпленка с вечера не осталось? Мне надо перекусить.

Повар кивнул и, указав подбородком на Гейлза, сказал:

– Девять женщин в день.

– Я уже слышал эту историю.

– И что скажете?

– По крайней мере он последователен. Рассказывая её в очередной раз, число не увеличивает.

– Ведь вы были в Симбаллавейне, когда высадились итаскийцы. Разве не так?

– Я был в Либианнине и Гейлза не встречал. Иначе я его бы запомнил.

– Да, он производит впечатление, – со смехом сказал повар, доставая блюдо с холодной курицей. – Этого вам хватит, сир?

– Более чем. Что же, теперь присядем и посмотрим представление.

Аудитория Гейлза состояла из слуг, прибывших в город с советниками и помощниками – с теми, с кем Браги предстояло встретиться сегодня утром. Для них рассказы сержанта были в новинку. Чувствуя внимание аудитории, Гейлз начал делиться другими подробностями своей биографии.

– Я объездил весь мир, – разглагольствовал он. – То есть хочу сказать, что бывал всюду. Да. Итаския. Хэлин-Деймиель. Симбаллавейн. Да. И повсюду имел разных женщин. Белых женщин. Черных женщин. Коричневых женщин. Короче говоря, всяких. Да. И это все чистая правда. У меня и сейчас пять разных баб. Прямо здесь, в Форгреберге. Одной из них уже пятьдесят восемь лет.

Кто-то заулюлюкал. Остальные рассмеялись. Проходящий мимо дворцовый стражник сунул голову в дверь и спросил:

– Эй, Гейлз! Неужели пятьдесят восемь? А что она делает, когда ложится? Жует тебя беззубыми деснами, пока ты не кончишь?

Компания взвыла от восторга, а Гейлз, воздев руки к потолку, громко завопил:

– Пятьдесят восемь лет! Точно. Я не вру.

– Ты не ответил на вопрос, Гейлз. Так что же она делает?

Физиономия сержанта исказилась, и он не стал отвечать на вопрос.

Рагнарсон выронил цыпленка. Его душил смех, и жевать он просто не мог.

– Низкопробный юмор, – проревел повар.