Злаки Зодиака, или Ижица-файлы

– Когда же ты, Юра, уже повзрослеешь? – мягко пожурила Марья Семеновна, отпирая лоджию, – Остепениться тебе следует, – шепотом сказала она, когда Храпунов мимо нее протискивался в сумрачную комнату, – А чтобы остепениться, нужно или жену найти, или машину купить, – шепотом посоветовала она, закрывая балконную дверь. – Машина надежнее, по вечерам в барах не сможешь штаны просиживать.

Отстраненной от сна частью мозга Максик прикинул, не вещий ли сон свалился на его голову? Слишком подробный и реальный по фактуре. Но сюжет завораживал, и мысль как мелькнула, так и растаяла без следа.

– Даша спит? – для порядка спросил Максим, наяву понятия не имеющий, кто такая эта Даша, – Как она сегодня?

– Да все так же, – грустно вздохнула Марья Семеновна, по ее осунувшемуся лицу легко было смекнуть, что хозяйка не приклонила головы всю ночь.

– А что врач этот модный?

– Да все они одинаковы, хоть модные, хоть не модные, – без обиды, но с горечью поделилась хозяйка.

– Никаких улучшений? – Максим мельком отметил, что на переднике женщины появилась новая заплатка. Он бы с радостью дал денег, но знал, что здесь ни за что не возьмут. И тут же реакция бодрствующей половины сознания – во сне действовал не совсем реальный Храпунов, а подделка под Храпунова с чуждыми позывами души.

И все крепче не нравился морфейный реализм, такие яркие сны добром не кончаются. И что еще беспокоило – отстраненная от сна часть сознания над гуляющим по сну Лжемаксимом не имела никакой власти, а случись что, отвечать подлинному Храпунову.

– Никаких, – удрученно опустила красные от вечной стирки руки Марья Семеновна.

– Тогда поступим так, – Максим достал из кармана баночку с мазью, – Мажьте Даше между указательным и средним пальцами правой руки, как заснет, каждую ночь. А грех... Грех я на себя возьму, одним больше, одним меньше...

Вот уже какие-то неведомые грехи на себя писать начал, дарвинист скарабейный! Опять во второй половине мозга возник вопрос: не вещий ли сон. Эта же половина головы попыталась вспомнить, какая ночь снаружи, и главное, какое время?[5] Тщетно.

– Может не надо? – робко спросила Марья Семеновна.

– Другого выхода у нас нет, – со значением посмотрел пожилой женщине в глаза исаявец и к облегчению второй половины нацелился на выход, – А мне пора. Через балкон вошел, через дверь тихонечко выйду, как солидный человек.

Увы, так просто из этого нереального мира было не вырваться:

– Может чаю на дорожку?

– После будем чай пить, дорогая Марья Семеновна, – непреклонно прошептал фальшивый Максим и на цыпочках двинулся сквозь бедно обставленную комнату: кровать с никелированными шишечками, шкаф с не закрывающимися дверцами и исцарапанной полировкой – вот и вся обстановка.

Рука почти дотянулась к спасительной дверной ручке...

– Дядя Юра, вы уже уходите? – остановил его слабый детский голос. Тихий, словно тихий ангел пролетел.

Максим замер. Сначала вернул добрую улыбку на лицо и только после этого повернул голову туда, где на кровати под двумя одеялами лежала девочка лет пяти-шести. Светлые волосы обрамляли личико по подушке, как зарево, щечки изнутри подсвечивались лихорадочным румянцем.

– Да, Дашенька, мне надо идти. Но сегодня ко мне приходил волшебник и пообещал, что ты скоро станешь поправляться, – на самом деле даже этому, только во сне существующему, доброхоту Храпунову хотелось сказать: «Слышь, Дашка, я понимаю, что тебя скука смертная под одеялом грызет, но, извини. Сегодня не твой день».

Не спящая половина нейроклеток приказала себе отставить панику и подумала: «Кажется, мне специально показывают этот сон», и тут же сама себя опустила: «Когда „кажется“, креститься надо». И все же – девять против одного, что кто-то умышленно проник в сны начальника районного отдела ИСАЯ с враждебными намерениями. Проще, чем ногти постричь, ведь при отстранении от должности с любого исаявца автоматически снимается защитный зонтик уставных заклятий…

– Дядя Макс, я уже не маленькая. Я уже знаю, что волшебников не бывает, – девочка попыталась поднять голову, но оказалась слишком слаба. Только бессмысленно и безрадостно скрипнули пружины кровати.

– Вообще-то бывают, – грустно улыбнулся доброхот Храпунов, – К сожалению, бывают не только добрые волшебники, а и злые.

– А тот, которого вы сегодня видели, он добрый, или злой?

– Если обещал, что ты скоро выздоровеешь, значит добрый. Ну, я пойду, Дашенька, у меня много дел.

А вот бодрствующую половинку черепа душный ужас томил уже, будто в бане. По всем резонам этого – приснившегося – Максима здесь умышленно пытались притормозить. Морочили пустотой, запутывали бесцветными словами, завораживали химерными узорами.

– Дядь Макс, вы обещали мне новую сказку рассказать, – у Дашеньки были не по годам мудрые глаза. Пронзительно-голубые. И в них, как вода в омуте, стояла вселенская печаль, таких глаз у человеческих детей НЕ БЫВАЕТ.