Читаем Златая цепь времен полностью

Позвольте мне еще раз от своего имени и от имени Павла Ивановича поблагодарить Вас за добрые отношения и за помощь.

22.IX.1955


*


Дорогой и уважаемый Георгий Семенович[35], сегодня с удовольствием получил Ваше письмо.

По основной теме позвольте заметить Вам, что, не обладая эрудицией Вашей, вынужден прибегнуть к цитате из собственной (!) книжки. Ныне хотелось бы изложить это чуть иначе, но цитировать так цитировать! Итак:

«…природа… отстала от своего сына. Жизнь первых людей была простой. Уже годам к двадцати пяти первобытное человеческое существо могло собрать весь нужный опыт и полностью освоиться с весьма несложными условиями древнейшего общества. Дальнейшее формирование общества, развитие наук, усложнение отношений между природой и обществом — все это вызвало противоречие! Да, именно противоречие! Зачастую уже к шестидесяти годам наше тело (наша машина) проявляет признаки износа и начинает изменять своему владельцу. Именно тогда, когда накоплен драгоценный опыт и знания, возможность плодотворного труда прерывается природой…»

Очень приятно, что мысли мои совпадают с Вашими. То, что Вы говорите и дальше, очень мне близко.

Однако неужели же единственный путь к знанию — это школа, десятки школ, и каждая с азов, дабы добраться до синтеза способом гетевского Вагнера? Невероятно. Здесь должно нечто происходить в этих загадочных переходах количества в качество и прочее. Вопрос измерений… У меня мелькнуло странное ощущение на выставке Пикассо: взглянув как-то сбоку, что ли, я вдруг увидел нечто новое, перевернутое, совсем иное. Не знаю, как определить. Но это не было оглушением от Пикассо.

Вы говорите, большая часть головного мозга в резерве. А все же действует ли и она? Но где «философский камень», дабы превратить в золото эту как бы инертную материю?

…Еще о познании. Был у меня знакомый, который имел запас загадок, разрешимых лишь в том случае, если удавалось думать вне связи с общепринятыми методами рассуждений. К сожалению, по давности и по моей тогдашней молодости — легкомыслию, не удержал в памяти ничего, кроме факта. Чувствую, что мостик к знанию всеобъемлющему должен быть брошен из нового места, и новыми способами, и, как бы сказать, не из традиционных, что ли, материалов.

11.XI.1956


*


Дорогой и милый Файзулла[36], то, что Вы пишете, настолько содержательно, что боюсь, не сумею ответить Вам на Ваше письмо как следовало бы…

Мне хочется очень остеречь Вас. Берегитесь показать суд над внутренне ни в чем не повинным человеком, берегитесь показать осуждение невиновного и преследование неповинного. Я не думаю, в данном случае, о редакторах, которые Вам скажут, могут сказать, что все это не типично, не характерно для истории либо для настоящего дня. Не в том дело. А вот сумеете ли Вы не погрешить против ПРАВДЫ?

Поясню примером. Один весьма мною уважаемый писатель и человек, тонко понимающий искусство, как-то рассказал мне, что читал он какой-то английский роман, в котором, в плане фантастики, женщина превращается в кошку. И вот от читателя требуется как-то переварить это невероятное событие, эту невозможную страницу превращения. А дальше — все точно, все верно правде жизни, и читатель, незаметно для себя примирившись с этим невероятным, вздорным, невозможным превращением, принимает всю книгу.

Интересно, не правда ли? Интересно и то, что мой собеседник читал эту книгу о женщине-кошке лет за тридцать до нашего разговора, но не забыл.

Располагая сам весьма ограниченными способностями, я верю, что для искусства нет невозможного. Многие деятели кино энергично преодолевают невозможное, им легче, чем писателям, они «показывают». Тем больше опасность. Гончаров в «Палладе» рассказывает о картинах в английской гостинице: «…охотник безразлично смотрит в сторону, а тигр уже схватил его за ногу…» Мазня — Вы скажете. А разве не бывает такого в кино? Вы заставите актера, коль надо, и смеяться, когда тигр отъедает ему ногу. Все это необычайно трудно. Но когда Вам будут отъедать ноги, не смейтесь и не заставляйте смеяться героев… Уж лучше заставьте зрителя поверить, что у женщины могут вырасти когти.

Недавно я видел американский фильм «Война и мир». Понравился или не понравился, это малосущественно. Но я вынес оттуда ясное ощущение трудности проникновения в иной мир. Постановщики фильма были окружены невидимой стеной. Им казалось, что они перешагнули, физически нечто преодолели. Нет, с каждым шагом, с каждым дыханием они лишь перемещали стену, несли ее перед собой, стена окружала их. И пусть был верен реквизит, пусть наличествовало добросовестное желание, — американцы остались дома и в Россию им не удалось попасть.

Я удерживаюсь от желания прочесть Ваш сценарий (по моей повести), у Вас и так будет больше чем нужно советчиков и указывателей. Вы поменьше слушайте и поменьше поддавайтесь. Впрочем же, Вам нужно сразу решить, чего Вы хотите: сказать свое слово либо выпустить фильм. Нет, дилемма, конечно, не в этом, она будет куда сложнее — и сказать, и выпустить, без второго не будет и первого.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное