Что же касается истории нашей, то много в ней было допущено искажений. Сейчас пора бы порадеть правде. Мое кредо изложено в эпиграфе к «Руси изначальной». От него я не отступлю, ибо ничего я не выдумал, не кадил. Так же, как и в моих «Повестях древних лет».
Перечитывая, дополняю:
Сейчас мы вошли в период объединения наук, синтеза: биология + физика + химия + математика и т. д. Так, математики сумели помочь палеонтологам: «неандертальский человек» — не наш предок. Ибо исторический период, нас разделяющий, оказался, при проверке счетом, слишком кратким для того, чтобы успели создаться, выразиться, отличия между нами и неандертальцами. Из этого вовсе не следует, что допустимы скороспелые выводы. Ибо диалектическое развитие есть закон универсальный. Дело — в сроках. Меня иногда обманывает быстрота политических и социальных перемен. Но как можно говорить о коренных изменениях личности человека? Опять-таки не следует, думаю, смешивать личность в смысле исторической стойкости ее эмоций и так называемых духовных способностей, и моральных запросов с частной и замечательной способностью той же личности приспособлять и приспособляться, разрушать и созидать и — стремиться к разнообразию, к перемене.
Вы доказываете, что наши предки имели такие же «чувства, как мы». Для меня это истина, которую я себе доказал.
Итак, все созданное нами носит нашу печать, приспособлено к мнениям, настроениям, убеждениям нашим. К каким? Данного часа, данного года. Как знать, как изложил бы автор того или иного «источника» события, вернись он к нему через десять, двадцать, тридцать лет. Значит ли это, что познание невозможно? Отнюдь нет.
…Но как же лишать наших предков человеческого образа? Я всегда любил древних писателей, которые по силе интеллекта и художественному дару могут поспорить с большинством современных. Почему думать, что славяне, их современники, были дикарями?
В некрологах киевских князей, включенных в летописи, постоянно, наряду с описанием внешности и деловых качеств, встречается замечание: был книголюб, любил чтение книг… Константин, один из сыновей Юрия Долгорукого, оставил по завещанию библиотеку, в которой «одних греческих книг было свыше тысячи»! Столько же было других, и особенно русских. Но книги те существовали в одном, двух, трех экземплярах. Причем Константин отнюдь не рисуется в летописи как исключение. Читали много и охотно на нескольких языках: свой, греческий, латинский, болгарский. Говорили на еще большем числе языков. Учась, с голоса по преимуществу, — при старой русской способности к языкам, — выучивались легко, быстро.
Автор «Слова о полку» был одним из очень многих. Все легко исчезало. Соль в том, что произведения греков и римлян были рассеяны по обширной территории, застроенной в большой мере каменными или каркасными, но оштукатуренными домами, с каменными погребами. И то сохранилась лишь часть. Пример: император Тацит повелел, чтобы во всех библиотеках империи хранилось по десять экземпляров трудов его знаменитого предка. До нас дошла лишь часть книг Тацита…
12.I.1961
Дорогой Н. О., Вы очень хорошо говорите — чувство непонятной вины… Очень Вас понимаю, но никакому определению такое естественное, наизаконнейшее чувство не подлежит. На днях я перечел «Братство» Голсуорси — там все пронизано этим чувством и самое лучшее в романе — это отсутствие формулировки.
«Анна Ярославна» лежит у меня, не читаю, чтоб себе не мешать. В прошлом году читал «Каракаллу» того же автора[38]. Он недавно скончался, стариком, он долго прожил в эмиграции, во Франции. Это человек французской культуры. Они ведь там очень добросовестны, очень образованны по книгам, очень книжны. И — очень верят, что в прошлом были другие, какие-то совсем особенные люди, совсем не такие, как мы. Наилучшим образцом такого взгляда для меня служит очень мною любимая «Саламбо». Это все так называемые «источники» Флобер прочел и усвоил в памяти все решительно, всем проникся. «Саламбо» — великолепная книга, но ведь можно и любить, и не верить. Так я к ней и отношусь, к этой сверкающей витрине ювелира.
Кстати, ко мне трижды писал какой-то молодой человек из Подольска. Он буквально требовал, чтобы я указал ему источник моей «Руси изначальной» — откуда я все это списал. И не удовлетворялся моими объяснениями, и опять, и опять настаивал: «Назовите, откуда взяли». В наше время нужен протокол, а?
Вероятно, я написал Вам о поэме по темам «Руси». Поэма эта принадлежит молодому человеку, который сам не считает ее чем-то законченным.
Вы говорите — экранизация «Руси»[39], не стоит ли вопрос? Где, перед кем? В наше время не найдется ни одного столь безумного режиссера или директора студии, которые взялись бы за древнеисторический сюжет. За границей ставят очень дорогие исторические фильмы с раздирающей любовной историей в центре действия. Это все «псевдо». У нас же заняты только современностью в ее непосредственном отражении. А коль кто-либо захотел соорудить этакий коммерческий фильм из моей «Руси», я сам первый возражал бы.