Читаем Златая цепь времен полностью

Что же касается истории нашей, то много в ней было допущено искажений. Сейчас пора бы порадеть правде. Мое кредо изложено в эпиграфе к «Руси изначальной». От него я не отступлю, ибо ничего я не выдумал, не кадил. Так же, как и в моих «Повестях древних лет».


Перечитывая, дополняю:

Сейчас мы вошли в период объединения наук, синтеза: биология + физика + химия + математика и т. д. Так, математики сумели помочь палеонтологам: «неандертальский человек» — не наш предок. Ибо исторический период, нас разделяющий, оказался, при проверке счетом, слишком кратким для того, чтобы успели создаться, выразиться, отличия между нами и неандертальцами. Из этого вовсе не следует, что допустимы скороспелые выводы. Ибо диалектическое развитие есть закон универсальный. Дело — в сроках. Меня иногда обманывает быстрота политических и социальных перемен. Но как можно говорить о коренных изменениях личности человека? Опять-таки не следует, думаю, смешивать личность в смысле исторической стойкости ее эмоций и так называемых духовных способностей, и моральных запросов с частной и замечательной способностью той же личности приспособлять и приспособляться, разрушать и созидать и — стремиться к разнообразию, к перемене.

Вы доказываете, что наши предки имели такие же «чувства, как мы». Для меня это истина, которую я себе доказал.

Итак, все созданное нами носит нашу печать, приспособлено к мнениям, настроениям, убеждениям нашим. К каким? Данного часа, данного года. Как знать, как изложил бы автор того или иного «источника» события, вернись он к нему через десять, двадцать, тридцать лет. Значит ли это, что познание невозможно? Отнюдь нет.

…Но как же лишать наших предков человеческого образа? Я всегда любил древних писателей, которые по силе интеллекта и художественному дару могут поспорить с большинством современных. Почему думать, что славяне, их современники, были дикарями?

В некрологах киевских князей, включенных в летописи, постоянно, наряду с описанием внешности и деловых качеств, встречается замечание: был книголюб, любил чтение книг… Константин, один из сыновей Юрия Долгорукого, оставил по завещанию библиотеку, в которой «одних греческих книг было свыше тысячи»! Столько же было других, и особенно русских. Но книги те существовали в одном, двух, трех экземплярах. Причем Константин отнюдь не рисуется в летописи как исключение. Читали много и охотно на нескольких языках: свой, греческий, латинский, болгарский. Говорили на еще большем числе языков. Учась, с голоса по преимуществу, — при старой русской способности к языкам, — выучивались легко, быстро.

Автор «Слова о полку» был одним из очень многих. Все легко исчезало. Соль в том, что произведения греков и римлян были рассеяны по обширной территории, застроенной в большой мере каменными или каркасными, но оштукатуренными домами, с каменными погребами. И то сохранилась лишь часть. Пример: император Тацит повелел, чтобы во всех библиотеках империи хранилось по десять экземпляров трудов его знаменитого предка. До нас дошла лишь часть книг Тацита…

12.I.1961


*


Дорогой Н. О., Вы очень хорошо говорите — чувство непонятной вины… Очень Вас понимаю, но никакому определению такое естественное, наизаконнейшее чувство не подлежит. На днях я перечел «Братство» Голсуорси — там все пронизано этим чувством и самое лучшее в романе — это отсутствие формулировки.

«Анна Ярославна» лежит у меня, не читаю, чтоб себе не мешать. В прошлом году читал «Каракаллу» того же автора[38]. Он недавно скончался, стариком, он долго прожил в эмиграции, во Франции. Это человек французской культуры. Они ведь там очень добросовестны, очень образованны по книгам, очень книжны. И — очень верят, что в прошлом были другие, какие-то совсем особенные люди, совсем не такие, как мы. Наилучшим образцом такого взгляда для меня служит очень мною любимая «Саламбо». Это все так называемые «источники» Флобер прочел и усвоил в памяти все решительно, всем проникся. «Саламбо» — великолепная книга, но ведь можно и любить, и не верить. Так я к ней и отношусь, к этой сверкающей витрине ювелира.

Кстати, ко мне трижды писал какой-то молодой человек из Подольска. Он буквально требовал, чтобы я указал ему источник моей «Руси изначальной» — откуда я все это списал. И не удовлетворялся моими объяснениями, и опять, и опять настаивал: «Назовите, откуда взяли». В наше время нужен протокол, а?

Вероятно, я написал Вам о поэме по темам «Руси». Поэма эта принадлежит молодому человеку, который сам не считает ее чем-то законченным.

Вы говорите — экранизация «Руси»[39], не стоит ли вопрос? Где, перед кем? В наше время не найдется ни одного столь безумного режиссера или директора студии, которые взялись бы за древнеисторический сюжет. За границей ставят очень дорогие исторические фильмы с раздирающей любовной историей в центре действия. Это все «псевдо». У нас же заняты только современностью в ее непосредственном отражении. А коль кто-либо захотел соорудить этакий коммерческий фильм из моей «Руси», я сам первый возражал бы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное