Златая цепь времен

Описав практику опал Ивана IV, С. Б. Веселовский показал, как обычное право, регулировавшее отношения между князем и дружиной с древнейших времен русской государственности и перешедшее на отношения между московскими государями и правительственным аппаратом, было сломлено Иваном IV и заменено неограниченным самовластным произволом. Этот произвол, объявленный благодетельной целью монарха, стал «идейной» сущностью Опричного двора. Опричный двор, по внешнему виду копия старого Государева двора, явился его антагонистом именно потому, что был основан на произволе, тогда как старый двор опирался на обычное право. Возможно, что если бы при Иване IV были выработаны затемняющие действительное положение и действительные цели красивые теории, если бы общественному сознанию (и исполнителям и жертвам) были даны широковещательные мосты для перехода к якобы лучшему состоянию, то система опричнины оказалась бы более жизнеспособной. Были ли такие попытки сделаны, какие советы получал Иван IV, в чем причина казни некоторых опричных бояр из числа наиболее видных опричников? Ответом могут быть лишь домыслы, которых мы хотим избежать. Важно то, что уничтожение Иваном IV старого правопорядка без замены его каким-либо иным правопорядком вызвало следствия, которых, по справедливому замечанию С. Б. Веселовского, сам Иван не предвидел и не желал. Но здесь необходима оговорка: Иван не предвидел и не желал ослабления, истощения государства. Но во всех формах террора он подавал пример: убивал своей рукой, присутствовал и лично принимал участие в пытках, был распорядителем массовых страшных казней.

Не знаю, в какой мере Иван IV пользовался своей библиотекой, о которой в наши дни периодически возникают странно-сенсационные слухи. В писаниях Ивана IV мы не ощущаем присутствия ума, просвещенного хотя бы памятью, и Погодин справедливо называет Ивана узким начетчиком с подьяческим умом. Приписки Ивана к Летописи говорят, что логическая связность мысли лежала вне его возможностей. Но вот мысль о доведении террора до крайней степени ужаса лишением души убиваемого вечной жизни посредством отказа в покаянии, погребении и поминании — такое могло быть заимствовано из «светского» чтения…

Наивно жалуясь в своем завещании на опричников, которые «отплатили ему злом за добро», Иван IV не видел, что он сам давал каждому из них пример, сам был образцом, и в меру сил каждый опричник превращался в маленького Ивана. Рассеяв надуманные теории поборников «демократизма» Ивана IV, С. Б. Веселовский имел право сказать: «Пора нам оставить старый предрассудок, будто бы опалы и казни царя Ивана были, в лице бояр и княжат, направлены против «крупных феодалов», а лица из низших сословий погибали случайно».

«Княжата» — потомки удельных князей Рюриковичей — к XVI веку оказались в положении внуков Гринева, героя пушкинской «Капитанской дочки»: «В тридцати верстах от *** находится село, принадлежащее десятерым помещикам». Почти все княжата в результате семейных разделов сделались владельцами столь малых вотчин, что для несения государевой службы нуждались в поместной земле. В числе служилых Государева двора при Иване IV было минимум триста (!) родовых князей, из которых большинство осели в низшем разряде — в жильцах, то есть служили рядовыми придворной гвардии. Бояре же, как высшие должностные лица, могут быть уподоблены современным министрам. Хотя «отчество», то есть происхождение, имело большое значение, но все же боярство было служебным званием, высшим чином, который нужно было получить, но с которым не рождались.

С. Б. Веселовский первым из русских и советских историков исследовал «Синодик» и анализом социального состава погибших в опалах разрушил легенду о «демократизме» Ивана IV. Не имея времени, С. Б. Веселовский расширил «Синодик» только за счет известных лиц высших сословий. Впрочем, задавался ли он целью хоть как-то определить общее число жертв террора, мы не знаем. Судя по тому, как был в свое время составлен дьяками список опальных, разосланный по монастырям в последний год жизни Ивана, правительственный аппарат Ивана IV сам не располагал сколько-нибудь близкими к действительности данными. Так, 1505 безымянных новгородцев «Синодика» суть те, кого «отделал» Малюта Скуратов, будучи в «посылках» по округе для истребления новгородских служилых, их семей и крестьян. А где убитые в городе? Если шестьдесят тысяч погибших в новгородском погроме — цифра, завышенная местной летописью, то единовременное и поспешное захоронение десяти тысяч тел в новгородской подгородной скудельнице — факт бесспорный, и последняя цифра далека от подлинного итога на много ступеней.