Златая цепь времен

То, что с Вами заключили договор, дает Вам возможность действовать, это существенно, очень существенно.

Вашему успеху всегда буду рад.

13.IV.1958

*

Дорогой Федор Михайлович! Мне всегда казалось, что одной из типично русских черт был недостаток самонадеянности, самовлюбленности. Русский поэтому так охотно прилеплялся к идее. Я, например, не встречал настоящих стяжателей среди русских. Почти не встречал. Сколько угодно русских не прочь помечтать о миллионах. Упавших с неба. Но — чтобы отдаться карьере целиком — скучно. А ведь человек, всецело ушедший в карьеру, — сила, он добьется многого. Видел, добивались. А потом — срыв.

Дело в том, что русскому не свойственны законченное себялюбие и совершенно естественное, от самой натуры идущее, убеждение, что я, мол, что мы, мол, есть центр мира. Русским не свойственно убежденно считать себя совершенством. По-моему, вековой недостаток любви к себе есть наша типичная черта. В предельной внешней наглости иного «типа», в его желании выставить себя проявлялся этот недостаток в болезненной форме. (Употребляю слово недостаток в его количественном смысле, не в качественном.) Наше отсутствие самовлюбленности делало Россию раем для карьеристов. Вспомните пушкинского французика из Бордо и ермоловскую «просьбу в немцы». Кровавый Грозный и то не был совершенно уверен в своей правоте. Нагнусив, пугался и бросался молиться.

Нейтральность — не наше свойство. Тем более нейтральность от убеждения, что ты есть высший — не русская. Не обмани́те себя внешностью, ведь я говорю не о наших знакомых, к примеру, а о художественном образе, все сокровенные мысли которого известны писателю. Вспомните героев Достоевского. Кстати сказать, именно Достоевский вывел нашу литературу на мировую сцену. Искусство, глубоконациональное, тем самым делается интернациональным. Прошу не смешивать с космополитичным. В интернациональности — гуманизм, в космополитизме — эгоизм.

Вы уж меня извините за неточности. На эту тему ведь трактат нужно писать.

Что же касается героя романа Б., он почему-то не кажется мне русским. Он мне напоминает иных героев Фейхтвангера. Прочтите «Испанскую балладу». В чем общность? В очень большом себялюбии. Герои Фейхтвангера очень и очень уверены в своем превосходстве, в своем совершенстве, и их автор с этим согласен. Я ему верю, есть такие люди. Но русским это не свойственно. Русскому нужно что-то добавить к себе. Он добавляет — идею! И только при этом условии он становится по-настоящему сильным. Поэтому русский прогрессивен. Ибо считающий себя совершенством может преуспеть в каких-то условиях в личной жизни, понимая под личным все и всяческое набивание брюха — миллионы, дворцы, яхты и т. п. А у русского личное-то оказывалось в каком-то общем деле.

5.XI.1958

*

Дорогой Георгий Семенович, сейчас получил Ваше письмо и начинаю сам писать Вам, еще не вскрыв конверта. Я перед Вами виноват, ибо раньше не отвечал на Ваши письма. Вероятно, потому, что ничего, — как принято оправдываться, — не писалось. (Как будто бы письмо само пишется.)

Сентябрь и первая декада октября прошли у меня в очень стремительной и очень приятной работе. Затем — рукопись сдана и наступает еще не закончившийся период ожидания, для меня — бессмысленной прострации, но не усталости. Не могу заставить себя чем-то настоящим заняться, не писал даже писем.

Но все же раза три побуждал редактора с Вами связаться. Последний раз он мне сказал, что книга Ваша «выпала из плана 61 г.» по общей причине, вместе со многими. Сократили снабжение бумагой. От этого пострадали многие авторы. Это общеизвестно. Но кто утешается, сам погибая, видом чужой смерти! Остаться в живых при общей гибели, вот что приятно, как свидетельствует нечестивый Лукреций.

У меня иной раз бывает ощущение, что я вот-вот сумею снять крышку с чего-то и увижу нечто очень важное. Разные крышки, разное «что-то». Милый Георгий Семенович, все мы, все, без исключений, неимоверно преувеличиваем личное свое значение, нужду в нас, место, нами занимаемое. Как мне когда-то говорил один редактор: нужно ограничиваться общеизвестным, общепризнанным.

Что же касается личностей, вот Вам крохотный примерчик из тех, которым я сам пользуюсь для смирения гордыни и обучения себя скромности: не так давно, но я все же заметил, что всегда и со всеми здороваюсь первым, хотя почти все, кого я «приветствую», меня моложе. Мне даже неловко, когда меня опередят.

…Я не жалуюсь, я не пессимист, меня никто не обижает, но моя книга, Ваша, третья не нужны как частности. Нужна некая отвлеченная книга, заполняющая план и которую можно заменить другой, такой же. Мы же все, единицы, мы же все, частные случаи, тащим этакий груз, этакое сознание собственной уникальности с доморощенными, но многозначительными выводами. Плохо? Нет. Уверенность суть также броня и орудие для работы.