Златое слово Руси. Крах антирусских наветов

К этому суровому, но справедливому отзыву нам позволяют присоединиться и результаты нашей работы. Мы подсчитали каждое слово в «Слове о полку Игореве», мы разбили их на группы по происхождению: болгаризмы, тюркизмы и т. д., мы исследовали морфологию и синтаксис «Слова», его лексику в сравнении с источниками того времени (чего проф. Мазон не сделал), и пришли к убеждению, что язык «Слова» безусловно подлинный язык, а не подделка. И это дает нам также право считать публикaции проф. Мазона о «Слове» дилетантскими.

Однако, чтобы дать полное представление о работе проф. Мазона, приведем последний, заключительный отрывок:

«В этом пестром целом нет единства, кроме эпохи и среды. Эпоха - это конец XVIII века в торжествующей России Екатерины II; среда - несколько образованных людей, группирующихся в кружок около графа Мусина-Пушкина, библиотечных работников и людей светских, вдохновленных историческими чтениями, льстецов не менее, чем патриотов, обративших «все вдохновение на службу своего национализма и политики императрицы».

В этом «глубоком» анализе эпохи и среды недостает только ссылки на зарождающийся капитализм, на начинающийсяупадок феодализма в связи с зарождением пролетариата и… цитаты из Карла Маркса, - тогда все будет в порядке.

Чтобы покончить с проф. Мазоном и более к нему не возвращаться, отметим, что критику эту мы пишем, конечно, не для того, чтобы разубедить проф. Мазона, - его методы мышления и пользования научным материалам показывают, что это совершенно безнадежное дело.

Критика наша адресована к другим французским славистам, которые не разделяют мнения проф. Мазона и не следуют методам исследования, дискредитирующим францyзcкyю науку.

Мы не запрещаем проф. Мазону и его единомышленникам высказывать сомнения в подлинности «Слова», ибо «из столкновения мнений рождается истина», но мы решительно протестуем против того, что проф. Мазон называет «Слово» «посредственным», «бессвязным», «вялым» и т. д.

Дело не· в снижении значения «Слова», а в том, что проф. Мазон отрицает совершенно очевидные факты: высокую художественность «Слова».

Свои сомнения он высказал уже в 1923 году и продолжает более чем 25 лет поносить «Слово», роняя не «Слово», а репутации французской науки. Пора найтись кому-то, кто указал бы, что оригинальничать можно до известной степени и не слишком долго. Дайте ему диплом, медаль, что хотите, но намекните, что дискредитированию французской науки пора положить конец.

Некоторые наши друзья сочли наши критические замeчaния слишком резкими по форме. Мы хотели бы указать им и всем, придерживающимся принципа непротивлению злу, что: 1) всякому терпению бывает конец и 2) и в науке должна быть ответственность, безнаказанности здесь нет места.

Наконец, пальму первенства в этом отношении мы охотно уступаем советской науке, которая после нескольких десятков лет флирта с проф. Мазоном вдруг заклеймила его названием «лжеученого».

Принимая во внимание лексикон критиков в советской науке, мы можем успокоить проф. Мазона, - это выpaжeние в устах тех критиков выражение весьма мягкое, почти из лексикона официальной вежливости.

Хуже то, что в вопросе о «Слове» объединились (единственная известная нам вещь) русские всех цветов: «белые», «красные» и «зеленые», - очевидно их единодушие имеет под собой более солидную почву, чем даже политические их разногласия.

Перейдем теперь к доказательствам «от противного»; метод приведения «ad absurdum» также практикуется в науке. Допустим, что «Слово о полку Игореве» подложно, значит:

1) Во второй половине XVIII века (при Петре I такого русского языка и стиля не могло быть) существовал человек, обладавший многочисленными литературными, тогда еще не опубликованными рукописями «Задонщины», «Сказания о Куликовом поле», имевший в своем распоряжении не только Лаврентьевскую, Ипатьевскую летописи, «Историю» Татищева, но и «Апостол» 1307 года, возможно, что допускает и проф. Мазон, он имел и другие, не дошедшие до нас источники. Кроме того, по мнению Мазона, он был «автор опытный».

Совершенно очевидно, что он должен был занимать виднейшее место в тогдашнем обществе. Значит, укрыться такому автору было необыкновенно трудно.

Если он фактически и ускользнул от общества, то уж наверное существовали лица «под подозрением». И вот что чрезвычайно важно: даже первые скептики вроде Каченовского или Сенковского, отделенные от момента предполагаемой фальсификации сроком максимально 25-40 лет, - не могут указать никого, кто мог бы быть под подозрением. Почему? Да потому; что фальсификации не было.

2) Этот увлеченный «3адонщиной» любитель словесности не опубликовывает ее, а прячет от всех, и, вдохновившись, пишет подлог. Это мог сделать только человек, позавидовавший автору «Слова» и решивший поразить мир своим искусством. И он совершает подлог анонимно! Впрочем, разные бывают логики.

3) «Автор» не только скрыл по совершенно непонятным причинам свое имя, не только спрятал на много десятков лет от общества «3адонщину», не опубликовывая ее, но и сумел скрыть лицо или лиц, помогавших ему совершить подлог.