Златокудрая Эльза. Грабители золота. Две женщины

Расставаясь с ней, бывший ее хозяин сказал: «Прощай, моя бедная Обмани Смерть»! И это имя так и осталось за ней. Хотя у кобылы бывали капризы, она любила доктора и его дочерей, но не желала, чтобы мистер Фультон садился на нее или даже подходил к ней. Может быть, он избил ее или никогда не был ласков с нею?..

Кеттли – оставим ей прежнее имя – жила позади дома доктора. Ее конюшней был тент, она могла гулять по двору. Когда окно столовой было раскрыто, она просовывала в него голову и следила за всеми движениями сидящих за столом. Если о ней забывали, она тянулась дальше. Она любила хлеб, картофель, сахар и удалялась только после того, как получала свою долю завтрака или обеда. Если же окно было закрыто, она прижималась мордой к стеклу и нужно было открыть его из боязни, что животное разобьет его и поранится.

Для доктора кобыла была большим облегчением, так как ему надо было навещать больных, живущих довольно далеко. Он и его жена смотрели на Фультона, как на провидение, посланное им Богом. Что же касается молодых девушек, то они испытывали какие–то сомнения явившиеся, отчасти, следствием впечатлений, произведенных на них этим человеком.

Однажды вечером Эмерод приняла решение серьезно поговорить с сестрой. Когда мистер Фультон, который являлся к ним в гости, не пропуская ни одного дня, уехал, а доктор с женой разошлись по своим комнатам, Эмерод сделала сестре знак остаться, затем села подле нее и тихо заговорила, взяв ее за руки.

– Послушай, сестричка, не надо на меня обижаться, если я сделаю тебе упрек и обращусь с вопросами, которые, может быть, вправе задать тебе лишь наша мать. Боже сохрани, чтобы я осуждала ее, но мне кажется, что она не слишком озабочена тем, что тебя интересует, и боюсь, милая Мелида, ее доверчивость может толкнуть тебя на путь, с которого уже трудно будет сойти. Мистер Фультон знает, что у тебя есть жених в Англии, и тем не менее мне кажется, что он ведет себя так, будто ты должна стать его женой. Я думаю, наконец, что Фультон тебя любит, атак ли это, ты должна знать.

– Да, я полагаю, – прошептала она.

– Он с тобой говорил об этом? – спросила Эмерод, которая не хотела довольствоваться одними догадками.

– И да, и нет, – ответила Мелида. – Как–то раз, когда я сходила с лошади, мои ноги запутались в платье, и я упала на него, а он так сжал меня руками, словно хотел задушить. Я чувствовала это и слышала, как бьется его сердце. В другой раз, здороваясь со мной, он с такой силой сдавил мою руку, что я побледнела от боли. Он попросил у меня прощения за неловкость. Однажды, когда я заговорила о Вильяме, он стиснул кулаки и зубы и с такой яростью спросил, люблю ли я мистера Нельсона, что я не осмелилась ответить. Часто он с жаром говорил о богатстве, которым будет окружена его жена. Если я говорила, что надеюсь вернуться в Лондон, он становился мрачным и, нахмурившись, заявлял мне: «Вы будете рады расстаться со мной, не так ли? Вы знаете, что я не могу последовать за вами, но если вы уедете, я умру. Но вы не уедете!» Его улыбка причиняет мне боль, он неотрывно смотрит на меня, как это делал Вильям. Но настойчивая мысль о том, кто сделает меня счастливой в Лондоне, удручает меня здесь… Я начинаю бояться.

– Я это предполагала, – ответила Эмерод с улыбкой, – и вот тут–то я вправе упрекать тебя. Ты была кокетливой, любезной, даже вольной в обращении, и этот человек вообразил, что может тебя любить. До настоящего времени ему не на что было жаловаться. А поскольку различия в ваших судьбах не препятствие, он ждет, что ты разделишь его любовь, чтобы просить затем твоей руки.

Мелида подскочила на стуле.

– Но я никогда его не полюблю! Он десять раз предлагал мне богатство, от которого я отказываюсь. Я люблю Вильяма.

Эмерод приложила палец к губам.

– Не так громко, – сказала она, – подумай о нашем отце. Подумай, что этот человек его единственная опора и что до сих пор он вел себя как человек, обладающий честным и великодушным сердцем. Плохо обойтись с ним было бы подлостью. Мы не можем вменить ему в преступление то, что он тебя любит. Разве ты не красива? Будь же доброй. Надо излечить болезнь, которую ты сама невольно вызвала. Надо, чтобы он стал приходить менее часто, чтобы он не видел тебя больше. – Что же делать? – спросила Мелида, которая, казалось, искала удачную идею.

– Я еще не знаю, – сказала Эмерод, но до того, как мы отыщем средство, тебе надо сказаться нездоровой, и закрываться в своей комнате, когда он придет.

Мелида сделала недовольную гримаску – это было грустным для нее, так как когда Фультон приходил, то оставался надолго.