В XIV—XIII вв. до н. э. Восточное Средиземноморье было отнюдь не мирным регионом, а ахейцы были здесь не единственными возмутителями спокойствия. В отличие от критян, чье былое морское господство являлось гарантией порядка и стабильности на морях региона, предприимчивых, но при этом политически разобщенных ахейцев, наоборот, скорее устраивало наличие разветвленной сети торговых связей, осуществлявшихся в большем числе политических образований. Материковая Греция была не в состоянии каким-либо образом регулировать мощную экспансию микенской торговли, поэтому ахейские колонисты становились все менее зависимыми от своей родины. Примером для этого могла служить им ситуация, сложившаяся там же на материке, где так никогда и не образовалась единая микенская держава, а всегда существовал целый ряд мелких государств, связанных друг с другом общностью языка и религиозных представлений, но ревностно оберегавших свою независимость. В течение XIV—XIII вв. до н. э. расположенные вне материковой Греции ахейские поселения и торговые фактории все более усиливаются, некоторые из них становятся важными производственными центрами (Родос, Кипр, Скольо-дель-Тонно близ древнего Тарента и др.), превращаясь в серьезных конкурентов микенских торговых центров на материке. Аналогичные явления имели место и за пределами областей, населенных ахейцами. Во многих местах Восточного Средиземноморья возникают мелкие государства и независимые города, зачастую со смешанным населением, под ахейским или под иным главенством, которые стремятся проводить на свой страх и риск собственную экономическую политику. Впрочем, у большинства приморских политических образований был один весьма существенный недостаток: они не располагали надежной экономической базой, а дававшая им средства к существованию торговая деятельность могла быть нарушена любой переменой политического или экономического характера, стихийным или климатическим бедствием. А поскольку здесь не существовало также более реальной политической силы, которая была бы в состоянии поддерживать порядок на море, в Восточном Средиземноморье стал процветать в крупном масштабе морской разбой, о чем рассказывает и Одиссей в своем только отчасти вымышленном повествовании о том, как он «с дружиной отважных добытчиков поплыл во отдаленный Египет» («Одиссея», ХУП.425-426). От такого рода предприятий до разбойничьих нападений на земли других государств, даже намного более сплоченных и могущественных, оставался всего один лишь шаг. Единичные набеги такого плана переросли на рубеже XIII—XII вв. до н. э. в целый ряд агрессивных вторжений, имевших важное значение для последующих исторических судеб всего Восточного Средиземноморья. Эта военная угроза исходила, согласно свидетельствам египетских источников, от так называемых «народов моря».142