Изложенные события довольно хорошо согласуются с хронологической картиной, представленной нам современными археологическими исследованиями. Если падение Трои отнести ко времени около 1210 г. до н. э., то нашествие Гилла на Пелопоннес придется на начало второй половины XIII в. до н. э., т.е. на время, когда здесь возводятся мощные оборонительные сооружения, а вскоре после этого имеют место разрушения в нижнем городе Микен и в Тиринфе. Если же Гераклиды ушли из Пелопоннеса приблизительно в 1230 г. до н. э. (из сопоставления хронологических данных Фукидида и сказаний о Гераклидах следует, что это произошло за двадцать лет до разрушения Трои), это значит, что они возвратились где-то около 1130 г. до н. э. Последнее удивительно хорошо согласуется с датировкой окончательного разрушения Микен, которое единодушно определяется временем около 1125 г. до н. э.
Таким образом, возникает вопрос, кто же именно ответственен за разрушение микенских дворцов, если и античная традиция говорит, что дорийцы овладели Пелопоннесом только через восемьдесят лет после окончания Троянской войны и археологи также не обнаружили следов их участия в разрушении микенских центров около 1200 г. до н. э.? Обычно говорят о трех возможных причинах катастрофы: вторжении внешних врагов, внутренних междоусобицах и климатических изменениях. Первое объяснение имеет многочисленных сторонников и основывается прежде всего на том факте, что после событий, имевших место около 1200 г. до н. э., разрушенные поселения уже не восстанавливались полностью. Внутриахейские распри также могли в отдельных случаях иметь своим следствием то или иное разрушение (как это случилось, например, в Фивах), однако столь крупномасштабное уничтожение поселений нельзя относить целиком на их счет. При этом важным аргументом, направленным против теории иноземного вторжения, является то обстоятельство, что в материковой Греции следы какого-либо иноземного вторжения времени около 1200 г. до н. э. археологически не засвидетельствованы. Этот аргумент позволил ряду ученых выдвинуть гипотезу, что речь может идти о нашествии «народов моря», которые вскоре после этого оставили материк. Однако говорить о вражеском нашествии подобного рода можно было бы обоснованно только в случае разрушения отдельных приморских городов, к числу которых относится Пилос (вспомним пилосские таблички с текстами об охране побережья) и ряд других городов Пелопоннеса, находящихся на незначительном расстоянии от побережья. Но такое предположение вряд ли подходит для объяснения прочих аналогичных катастроф, имевших место в глубинных районах материка. В этом случае следовало бы ожидать открытия хотя бы какого-нибудь захоронения чужеземного воина или других археологических находок, свидетельствующих о присутствии иноземцев на материке. Это же обстоятельство опровергает и гипотезу о том, что в период рассматриваемого кризиса по материковой Греции прокатилась волна северных варваров, родственных участникам нашествия, уничтожившего в то же самое время Хеттскую державу в Малой Азии.
Что же касается внутренних раздоров, то таковые могли происходить либо между отдельными ахейскими городами и государствами, либо же внутри самих государственных образований. Относительно конфликтов первого типа мы уже отмечали, что они вряд ли могли иметь столь далеко идущие последствия для всей материковой Греции. Исследователи, объясняющие крушение микенской цивилизации внутренними распрями, как правило, имеют в виду возможность потрясений внутри самого микенского общества. Причин для этого было более чем достаточно. Важную роль, безусловно, играла существовавшая во всем Восточном Средиземноморье напряженность, вызванная нападениями «народов моря», и связанное с ней нарушение былого экономического равновесия во всем этом регионе. После окончания Троянской войны еще более обостренные формы приняла и напряженность, издревле существовавшая между отдельными ахейскими государствами материковой Греции. Совместный военный поход на побережье Малой Азии только незначительно сгладил эти раздоры извне, но возвращение его участников, пусть даже с добычей, не было столь славным, как ожидалось, и экономический эффект от войны едва ли компенсировал ее тяготы.
Все это усугубляло противоречия между отдельными микенскими государствами, а от раздоров такого рода было уже совсем недалеко и до социальных конфликтов. В результате всех этих причин экономически истощенная и политически разобщенная Ахейская Греция едва ли была способна собрать силы для отражения нашествия внешнего врага. Внезапное нападение неприятеля со стороны моря при таких обстоятельствах могло привести к уничтожению любого приморского города, прочие же ахейские центры могли подвергнуться тому или иному нашествию северных соседей. Что же касается массового появления чужеземного населения на материке, то достаточных оснований для такого предположения нет.