— К чему зря рисковать, — засомневалась Анна. — Мы убедились, что Глебов связан с жертвоприношениями, и даже если для суда доказательств мало, то не так сложно будет разыскать его в Москве, взять за шкирку и заставить говорить.
Но Мармеладов уже возился с замком. Сложный механизм не поддавался, однако это не охлаждало желания попасть внутрь, а наоборот, убеждало, что в павильоне хранится нечто ценное. После нескольких бесплодных попыток, он достал клинок из трости и взялся за окна — втиснул острие между рамами, пошуровал немного и поднял крючок.
— Фух! Открылось… Залезайте первой, я подсажу вас.
— Нет, я не полезу! У меня нехорошие предчувствия. Давайте просто уйдем.
— Тогда ждите здесь. Я мигом!
Он подтянулся на руках, перемахнул через подоконник и подошел к шкапу.
На пяти полках толстые тома в переплетах из потемневшей кожи соседствовали с современными брошюрами, коими публицисты всех мастей завалили Москву.
«Поди же ты, сочинения г-на Самарина. Не поскупились, сыпанули золота на обложку. Хотя для трактата о заговоре иезуитов против России и бумаги-то жалко», — литературный критик, мирно дремавший в Мармеладове во время его расследования, неожиданно проснулся и начал брюзжать, и хорошо еще, что не вслух, а мысленно. — «Что тут еще? Леонтьев, „Византизм и славянство“ — не читал, но это, пожалуй, к лучшему. А вот Гильфердинг и его „Судьба прежних славянских государств“. Хомяков, Киреевский и, да, Аксаковы, куда же без них. Великий собор славянофилов! Самопровозглашенные спасители империи от всего европейского, а заодно с тем, от всего нового и прогрессивного. Честное слово, они напоминают стареющего мужичонку, который кутается в изъеденную молью епанчу давно помершей бабушки, в надежде, что это вернет его в безмятежное детство…»
Тут он взглянул на нижнюю полку шкапа.
— Здесь дощечки! — сказал сыщик громким шепотом.
— Шкап заколочен?
— Нет, это старинная летопись с деревянными страницами.
— Что в ней написано? — Крапоткина повисла на подоконнике и с любопытством заглядывала в павильон.
— Не могу разглядеть. Сейчас достану на свет… Заперто! И замок такой, что язычок не подденешь. Ладно, пойдем другим путем…
Снял пальто, прижал к стеклу и разбил его локтем. Осколки звякнули, посыпались, но в целом вышло негромко.
— Только бы пальцы не порезать, — он осторожно вытащил три деревянные таблички, размером чуть шире обычной книги. — Та-а-ак… Глаголица. Или шифр какой-то? Буквы поистерлись, ничего не разберешь… Надеюсь, эта штука дорога внукам Сварога. Заберем с собой. За ней Глебов приедет. Спускайтесь и держите наши трофеи, а я пока перелезу.
Мармеладов спрыгнул на вытоптанный снег под окном, отряхнул пальто от крупинок стекла и надел. Потянулся за дощечками.
— А ну-ка, живо вертайте назад чего покрали!
Анна вскрикнула от неожиданности. Злющий сторож подкрался со стороны особняка, а с ним еще двое. И все, как назло, с ружьями.
— Врасплох застали. Молодцы, нечего сказать, — шепнул сыщик и перешел на французский, надеясь, что среди лапотников этот язык не знает никто. — Inutile de résister. Nous sommes à dix pas. Même si dans le même temps nous attaquons, nous avons une grande chance de frapper à deux, le troisième temps de tirer. Et sur une telle distance il est peu probable de rater[19]
.— Que devons-nous faire? — губы не дрожали, Анна не боялась или делала вид, но говорила беспечно, будто спрашивала совета, покупая шляпку. — Il suffit de donner à ces placage et de s’en aller?[20]
— Ce n’est pas le fait de nous dévaloriser. Ces assassins ne veulent que nous traîner devant le marbre de l’autel et nous brûler, sans attendre personne[21]
.— Alors comment allons-nous agir?[22]
— Gagner du temps, jusqu’à ce que l’occasion se présente[23]
.— Tu y arriveras?[24]
Привратник нервно переступил с ноги на ногу.
— Вы энто прекращайте! Говорите так, чтоб я понимал. А то пальну без упреждения… Что забрали из домика?
— Лубки, — Мармеладов поднял доски над головой, чтоб все их разглядели.
— Какие ж то лубки? — удивился один из сторожей. — Картинок нет, токмо закорючки…
— А он, Сёмка, изрядный враль, — сплюнул привратник. — Давеча брехал, что тайный советчик. Хех! Нешто ж мы советчиков не видали? И тайных, и действительных. Ни у кого худого брюха не водится. Такое лишь у прощелыг бывает. Слышь, тайный, ты энто… Бросай дощечки на землю.
— Нельзя, — вздохнул сыщик. — Сыро очень, и грязи полно. Моментально испортятся доски, а барин ваш осерчает.
— Что нам барин?! — хмыкнул третий слуга. — Повизжит свиньей и успокоится. Не выгнет же спину розгами, в сам-деле.
— А коли барыня узнает? — грозно спросила Анна.
Удали у сторожей поубавилось, они скомкали ухмылки и засунули глубоко за пазуху.
— Ладно, Сёмка… Поди и отыми лубки.
— А можно заодно по харе съездить?
— Чего ж нет?! Валяй.
— Уж наваляю, не сумлевайся, — глумливо осклабился слуга.
Он сделал пару шагов, выставив ружье перед собой.
— Берите, берите! — Мармеладов сложил дощечки горкой и вытянул руки, словно встречая дорогого гостя хлебом-солью. — Не менжуйтесь, я же вас не укушу.