Златоуст и Златоустка

– Сволочи, – пробормотал, – за Музочку вы мне ответите.

Ишь, придумали – Музу в бордель…

2

Вчера Старик-Черновик определил Музарину в безопасное место – самолётом отправил туда, где были давние надёжные друзья, там будет Музарина жить как у Христа за пазухой. А у старика ещё дела, надо ему кое с кем повстречаться, поговорить по душам…

Взволнованно шагая по каморке, старик голову руками обхватил. Два человека ему не давали покоя: хозяйка гостиницы, бандерша Катрина и директор здешнего издательства по фамилии…

– А хрен его знает, какая фамилия. – Чернолик отмахнулся. – Про эту фамилию каменотёсы думают пускай, им предстоит фамилию эту вырубать на плите надгробия! Вы мне за внучку ответите!

Чернолик дождался темноты, затем принарядился как почтенный гражданин – белый костюм с иголочки, седой парик – и потихоньку, полегоньку покинул город Лукоморск. И никто не обратил внимания на то, что два громких преступления в городе произошли как раз накануне отъезда этого тихого почтенного гражданина.

Первое преступление – поджёг бывшего дома творчества, который теперь в народе назвали домом терпимости. (Поначалу думали – это шальная молния, но экспертиза показала: нет, поджог). А второе преступление было ужасным и одновременно «рядовым» с точки зрения криминалистики – ряд подобных преступлений уже был зарегистрирован в разных уголках страны.

Странные какие-то были преступления, господа и товарищи. Представьте себе такую картину. Современный издательский дом – с колоннами, с архитектурной лепниной, больше, правда, похожей на залипуху, потому что строить наша современная артель ни черта не может, но это, извините, к делу не имеет отношения. Так вот. Представьте себе издательский дом где-нибудь в провинциальном городе или даже посредине Белокаменной, или где-то в северной столице на берегу Невы. Этот дом, естественно, хорошо охраняется, ворона мимо не пролетит – укокошат из табельного оружия. А про человека постороннего и говорить не приходится – не пройдёт он, не проползёт и не просочится мимо охраны. И тем не менее…

– Как он мог проникнуть? – мрачно спросил человек из какого-то сыскного агентства города Лукоморска, рано утром примчавшийся на место криминала. – Как он мог проникнуть, если вы, по вашему уверению, ни на минуту за ночь глаз не сомкнули?

– Сам удивляюсь! – виновато лепетал охранник, бледный и вспотевший. – Как-то проник? Скотина.

– А камеры наблюдения? – расспрашивал сыщик. – Надеюсь, работают?

– А как же! – клятвенно заверил охранник, едва не крестясь. – Камеры это…в порядке.

– И что на мониторах?

– Да в том-то и дело… – Охранник развёл здоровенными своими «вёслами», на которых засверкали перстни с печатками. – Мы это… ленту прокрутили, а там… всё чисто…

Мрачнея, сыскарь направился в кабинет директора издательства. Кабинет богатый, навороченный от пола до потолка – роскошная мебель из красного дуба, кожа, позолота под Людовика XIV. На стенах – картины маслом. А на столе, можно сказать, картина киноварью.

На блестящей полировке дорогущего стола, на белоснежных бумагах упокоилась умная головушка директора издательства. Это был какой-то тихий ужас. Сыщик был молодой и всё ещё никак не мог привыкнуть «по-рабочему» относиться к смерти. Он смотрел на голову директора издательского дома и не мог уразуметь: как это так? Ещё совсем недавно сколько прожектов было в этой голове! Столько дерзких планов и мечтаний! И что же теперь? Белоснежные бумаги в головах директора словно бы залиты свежей киноварью, мерцающей в лучах восходящего солнца. А рядом с этой умной головою лежит и золотом блестит такая самописка, стоимость которой – как позднее выяснится – больше «Мерседеса».

Сыщик наклонился над каракулями, которые были, скорее всего, нацарапаны за минуту до выстрела.

– Приговор… – негромко прочитал суровый сыщик и стал выхватывать слова из короткого странного текста предсмертной записки: – Прошу никого не винить… Не искать… Я разучился писать по-русски и потому решил уехать в мир иной, буду там учиться, от пошлости лечиться… – Человек из сыскного агентства крякнул рассерженным селезнем и посмотрел на заплаканную секретаршу. – Это почерк директора? Слышите?

Секретарша – миниатюрная живая кукла вся в драгоценностях, в слезах, в помаде, с крепким запахом валерьянки, – заикающимся голосом подтвердила:

– Это почерк шефа… И подпись шефа…

– Понятно, – пробормотал угрюмый сыщик и совсем уже тихо прибавил: – А я так думаю, что это – почерк Цензора!

За спиною сыщика стоял кто-то очень ушастый – расслышал последнюю фразу.

– Извините, – напомнил ушастый, – но у нас теперь цензуры нету.

– А Цензор – есть! – тяжело и раздражённо ответил сыщик, поворачиваясь к помощникам. – Ну, что? Гильзу нашли? Нет? Я так и знал. А собака след взяла? Тоже нет? И это не удивительно. Почерк Цензора, чтобы ему ни дна, ни покрышки!

– А что это за Цензор? – заинтересовались работники издательского дома.

– Псих какой-то, маньяк, – раздражённо ответил сыскарь и отмахнулся: – Посторонних попрошу покинуть помещение!