Рамиро сказал, что у меня оставался шанс на спасение, но я догадывался, что он имел в виду, и не хотел даже думать об этом, чтобы окончательно не сойти с ума. Я считал, что спасти меня могло только чудесное появление Чезаре Борджа, но стоило ли человеку в моем положении уповать на чудеса? Я подумал об Иисусе Навине и в эту критическую минуту откровенно позавидовал его дару
Скрип открывающийся двери вернул меня к реальности, и у меня защемило сердце, когда я вспомнил, что не успел примириться с Богом, потратив отпущенное для этого время в бесплодных фантазиях. «Боже, милостив буди мне грешному», — только и успел я произнести про себя прежде, чем на пороге моей комнаты возникли двое алебардщиков и палач в отвратительном кожаном фартуке. Видимо, Рамиро решил поиграть в пунктуальность и в точности исполнить свое обещание повесить меня на закате.
— Пора, — отрывисто бросил один из солдат.
Палач связал мне руки за спиной и, взяв другой конец веревки, повел меня, словно овцу на бойню, в зал, где меня поджидали губернатор Чезены и его офицеры. Кресло, в котором обычно восседал Рамиро, теперь занимала мадонна Паола. На ней я увидел все ту же грязную и изорванную монашескую рясу, в которой ее привезли сюда, а ее дикий, затравленный взгляд и неподвижное, словно окаменевшее лицо выдавали, с каким трудом ей удавалось сохранять внешнее спокойствие. Мне, однако, показалось, что ее силы на исходе, и в любую минуту может произойти нервный срыв, который закончится ее гибелью либо, что еще хуже, — безумием.
Я почувствовал, как в моей душе поднялась неудержимая волна ярости. Можно было многое простить Рамиро, даже его пытки и жестокость в обращении со своими жертвами, но ничем нельзя было оправдать страдания, которым по его прихоти подвергалась хрупкая невинная девушка, воспитанная в утонченной и изысканной атмосфере учености и поэзии.
Рамиро серьезно посмотрел на меня
— Мне жаль тебя, Ладдзаро Бьянкомонте. Ты оказался храбрецом, а это в наше время редкость. Ты был бы достоин лучшей участи, если бы на твоем жизненном пути не встретился Рамиро дель Орка. Да пощадит Господь твою душу.
— Я прошу у Господа такого же снисхождения для вас, мессер Рамиро, какое вы проявляете ко мне, творя суд. И я был бы счастлив, если бы моя молитва была услышана, — громко и твердо ответил я, пытаясь хоть таким образом подбодрить Паолу.
Выражение лица Рамиро слегка изменилось. Он подбоченился и посмотрел на меня исподлобья.
— Тебе в самом деле не занимать храбрости, прохвост, — сказал он.
Вместо ответа я беззаботно рассмеялся. Я вдруг понял, как можно сбить спесь с этого кровожадного чезенского чудовища и заставить его напрочь позабыть о мадонне Паоле на те несколько часов, что еще были отпущены ему.
Но прежде чем я успел облечь свою мысль в словесную форму, он вновь заговорил:
— Я искренне полагал, что мне удастся спасти твою жизнь. Однако мадонна Паола разочаровала меня. Твое спасение находилось в ее руках, но она не воспользовалась предоставившейся ей возможностью, и теперь твоя кровь падет на ее голову.
Мадонна Паола содрогнулась, услышав столь откровенную клевету, слабый стон сорвался с ее бескровных губ, и она закрыла лицо руками. Секунду я пристально смотрел на нее, а затем перевел взгляд на Рамиро.
— Не позволит ли ваше превосходительство мне побыть несколько минут наедине с мадонной Паолой? — многозначительно произнес я.
Изрядно помрачневшее лицо Рамиро несколько прояснилось, и он, довольно усмехнувшись, спросил меня:
— Ты тешишь себя иллюзией, что тебе удастся побороть ее упрямство?
— По крайней мере, я могу попробовать, — пожал плечами я.