Зло

От Эрика требуется просто-напросто прекратить своё дерзкое поведение. Либо совет возьмётся за дело со всей строгостью, либо Эрик уступит и начнёт выполнять приказы, как все другие. Почему, кстати, он позволял себе не делать этого? Здесь всё касается одинаково всех. Выходит, за исключением Эрика, который полностью поставил себя над законом. Разве демократично, чтобы кто-то, только из-за своего превосходства над другими в силе, создавал себе особые привилегии? Профсоюз обязан бороться с подобным положением всеми средствами. Что же касается горчичников, они, наверное, являются сущей безделицей для Эрика, который даже не поморщился от горящей сигарки… Да, это дело прошлое. Пожалуй, не стоило его касаться, но ведь все знают ту историю. Надо ли спорить из-за жалкого горчичника? А если всё упирается в Силверхиелма, в то, что именно он командовал за столом (словно у Эрика возникали особые трудности с горчичниками как раз от Силверхиелма, и это после всего, что случилось), профсоюз, конечно, готов позаботиться, чтобы Эрика пересадили за другой стол. На новом месте, кстати, ему будет обеспечена более достойная позиция. А не в самом конце, где обычно приходится передавать пустые тарелки официанткам. И вообще, кто сказал, что Эрик будет получать много горчичников? Почему для этого должны найтись какие-то причины? И что касается отдельных поручений — только иногда, в кои-то веки… Здесь уж, наверное, вообще не из-за чего ломать копья. Новых четырёхклассников, кстати, беспокоит возможность неповиновения со стороны Эрика. Это также выглядит недемократично. Ведь, если задуматься, они сами провели (многие из них) не один год в Щернсберге и получали горчичники, и выполняли поручения, и застилали кровати, как все другие. И сейчас, когда они стали четырёхклассниками, вдруг возникают совершенно ненужные проблемы. Разве это справедливо?

Ну?

Нет. Этот пункт закрыт. Хотите ещё что-нибудь сказать?

Да. В таком случае остается единственный выход. Если Эрик не хочет пойти навстречу, профсоюз будет вынужден принять определённые меры. Которые в некотором смысле принесут ущерб всей школе. Но из двух зол всегда выбирают наименьшее.

Ну?

Да, к сожалению. Предлагается, чтобы Эрика исключили, пока временно, из школьной футбольной команды. А также из команд по лёгкой атлетике и плаванию.

Стало быть, черт возьми, такая смешная маленькая организация, пять школяров-реалистов, которых все знают как мальчиков на побегушках при совете, может устроить ему отлучение от спорта? Неужели вы способны?

А почему нет? Профсоюз представляет реальную школу. Можно договориться в совете. И в демократическом порядке принять определённые решения. Конечно, отлучает не совет и не профсоюз. Они только вносят совместное предложение. А решают сами спортивные коллективы. Но ведь большинство в футбольной команде — четырёхклассники, к тому же в неё входят три члена совета. Аналогичная ситуация в сборной по лёгкой атлетике. И там будет проявлено должное понимание, не так ли? Может, Эрик все-таки подумает и пересмотрит?

Нет.

В таком случае профсоюз, к большому сожалению, считает необходимым осуществить названные меры. Потом, пожалуй, через полсеместра, он мог бы вернуться к этому вопросу.

Нет.

Здесь обсуждение закончилось. Временный председатель постучал карандашом по парте. Ястреб сел на его место и тоже постучал карандашом, знаменуя переход к следующему пункту повестки дня.

Выходит, Эрик пробежал свою последнюю стометровку и забил свой последний гол в футбольной команде?

«Это у них не пройдет, — сказал Пьер. — Во-первых, Тоссе Берг просто взбесится, когда узнает об этом идиотском решении. А во-вторых, представь реакцию болельщиков. Да за тебя не меньше половины всех реалистов. Они же освищут и решения, и решателей…»

«Не думаю, — вздохнул Эрик. — Что может сделать учитель вроде Тоссе Берга, когда и совет, и профсоюз, и другие в футбольной команде скажут, что, к сожалению, всё решено в демократическом порядке. И это — дружеское воспитание, которое не имеет никакого отношения к учителям».

«Они сами себя высекут. Подумай, насколько популярным ты стал после эстафеты против Лундсхова в прошлом семестре».

«Да, но как раз здесь и камень преткновения. Всё повернут против меня. Понимаешь ведь?»

«Нет, как так?»

«Ну это же естественно. Получается, что из-за своего высокомерия, нежелания подобно всем другим получать удары по башке и застилать постель Сильверхиелму, я подставляю школьную команду. Предпочел, мол, личные интересы общественным».

«Вот это логика! В самом извращённом виде».

«Скажут, что я создал для себя недемократические привилегии. Отказываюсь бегать 100 метров, а это, по меньшей мере, двадцать важных очков для Щернсберга в матчах между школами. Чистое предательство!»

«Ожидаемо, да? Им хочется низвергнуть тебя с пьедестала спортивного героя. Достаточно ловко. Да это же в чистом виде порождение самого зла».

«Зло не отличается глупостью, Пьер. Разве ты ещё не понял?»

Запрет на спорт действовал.