Балерина отдала сыщикам несколько фотографий, на которых четко были видны некоторые украшения. Все обстоятельства указывали на человека, близкого к семье балерины. Ельцов приказал операм трясти всех знакомых артистки, а сам решил заняться отработкой мехового следа.
И тут ему пошла масть. Вечером, в шестом часу, позвонил Семен Аркадьевич Ревзон, директор комиссионки на Сретенке.
— Игорь Дмитриевич, знаю всю сложность вашей работы, загруженность, но лучше бы вы подъехали ко мне.
— А вы намекните, Семен Аркадьевич, о чем разговор пойдет. Скажите эзоповым языком.
— О зверушках посоветоваться с вами хочу, о небольших таких, в вольерах они сидят.
— О чернобурках?
— Именно, — обрадовался Ревзон.
— Еду.
Семен Аркадьевич Ревзон два года назад попал в беду. На него попер вернувшийся из Дорлага гопстопник Борька Чумаков по кличке «Чума». Из приблатненных сретенских пацанов он сколотил шайку, и они начали запугивать торгашей, беря с них дань.
Директор комиссионки, по прикидкам Борьки, был, конечно, миллионером, поэтому шпана объявила ему сумму в пятьдесят тысяч, иначе пообещали переломать ноги, а дачу сжечь.
Вот с этой бедой и прибежал Ревзон к Ельцову, с которым пару раз встречался в квартире смешной инженю из Детского театра. Майор выслушал перепуганного коммерсанта и поехал к Чуме, которого по роду службы знал как облупленного.
Дверь в квартиру гражданина Чумакова была открыта, Борька сидел на кухне, ел селедку с картошкой и запивал пивом. Ельцов явился ему, словно тень отца Гамлета из бессмертного творения Шекспира. Майор вошел в кухню, схватил Чумакова за волосы и пригнув голову, поводил лицом по тарелке с селедкой, потом скрутил ему ухо и вывел во двор, где собралась вся его кодла, и при всех набил ему рожу.
Уходя сказал:
— Если еще раз услышу о ваших художествах, всем ноги переломаю, а потом посажу.
Потом он узнал, что Чумаков от позора уехал в Калинин к сестре, а его приблатненная братва рассыпалась. Ревзон с той поры считал Ельцова своим спасителем и всячески старался угодить ему.
Семен Аркадьевич ждал его у входа в магазин. Он привел опасного гостя в свой кабинет, открыл шкаф и вытащил чернобурую шубу.
— Вот, Игорь Дмитриевич, продал мне ее один человек за полцены. Вещь хорошая, я взял, подумал, поставлю ее на комиссию, продам, наживу немного.
— Это сколько же «немного» получится, Семен Аркадьевич?
— Тысячи две, может, три.
— Так почему не стал продавать?
— Из-за подкладки.
— А что в ней особенного?
— В самом неприметном месте есть монограмма.
— А ну-ка покажите.