Зло

В Токио… То есть в 1964 году. Тогда ему будет двадцать лет. Если всё сложится нормально, он уже закончит гимназию, станет учиться в университете. Пять лет сегодня представлялись вечностью.

«Ты не мог бы иногда наведываться? Для корректировки техники? — поинтересовался Лоппан. — Жаль, так и год потеряем. Придётся много навёрстывать».

«Нет, — сказал Эрик. — У меня штрафные работы или арест каждую субботу и воскресенье».

Лоппан уставился на него и покачал головой:

«Похоже, там нормальный сумасшедший дом».

Лето получилось совершенно идеальное.

Два первых месяца, изо дня в день похожие на будни Марлона Брандо, остались позади. Он уехал в Англию за день до возвращения папаши из Роннебюбруна. Казалось, высшие силы помогали ему.

В Англии народ пил чай с молоком и светло-коричневое пиво, не столь насыщенное угольной кислотой, как шведское.

Осенний семестр начался с двух спортивных триумфов.

В День Школы на соревнованиях по лёгкой атлетике Эрик сначала прыгал в длину. Высокая скорость при разбеге обеспечила ему шесть метров, и этого хватило для победы. Потом бежал 400 метров. Силовая тренировка в течение предыдущего года и, наверное, физическая работа в порту, поспособствовавшая поднакачать мускулатуру, позволили удержать высокий темп на всей дистанции. И тоже первое место!

А когда школьная команда сыграла против Сигтуны, он забил два гола. Первый и последний в матче, который Щернсберг выиграл со счётом 3:2. В результате восторг трибун — своего рода сильная вакцина против нападок совета.

По крайней мере так это выглядело сначала. Все изменилось в октябре, когда его вызвали на заседание профсоюза.

Ястреб, возглавивший эту организацию, стучал карандашом по парте, точно как председатель совета перед новым делом.

«Ага, — сказал Ястреб, — мы собираемся обсудить с тобой серьёзный вопрос, который касается дерзкого поведения».

Эрик объяснил, что в таком случае интересы профсоюза должен представлять кто-то другой, нежели Ястреб, с которым он не разговаривает. Ибо как можно относиться к человеку, который со словами «Извини, старина!» выливает кипяток на привязанного к штырям одноклассника.

Профсоюз решил поручить рассмотрение данного пункта повестки дня другому, временному председателю. Дескать, в принципе они считают неправильным уступать давлению, но хотят продемонстрировать свою добрую волю. Важно, чтобы разговор состоялся.

Боже праведный, они начали разговаривать как совет.

Ну?

Да, дело касалось, значит, дерзкого поведения Эрика. Весь предыдущий учебный год прошёл под знаком конфликта в школе, возникшего из-за того, что Эрик последовательно саботировал основополагающие принципы Щернсберга. А именно дружеское воспитание. Но сейчас он стал на год старше (и, по меньшей мере, на пять килограммов тяжелее по мышечной массе, подумал Эрик). Так что, наверное, стоит решить проблему мирным путём. Ибо ситуация ухудшилась. Да, вклад Эрика в репутацию школы имел позитивное значение для спорта. Но это привело к определённому негативу. Дело в том, что более молодые и, пожалуй, менее зрелые, и менее здравомыслящие товарищи из младших классов, и не только они (приходится признать) неправильно понимают положение Эрика в школе. Его авторитет в спорте — это одно, соблюдение же принятого здесь стиля, вообще приличий — иное. И это стало серьёзной проблемой, которую следует решать каким-то образом. У профсоюза состоялись неформальные переговоры с представителями совета, и в результате дискуссии обе стороны пришли к одним и тем же выводам.

Ну?